И у него были другие планы. Стало не по себе. Какой-то животный страх наползал при взгляде на него.
Наверно, все же стоило уйти. Когда по лавке у стенки, на которой бугай сидел один, он сдвинулся в сторону нашей, я автоматически попыталась сдвинуться ближе к краю. Лешка, потерявший дар речи после неожиданной взаимности с моей стороны, обернулся.
- Пойдем? – Повторил в третий или четвертый раз в ухо. За те несколько минут, что мы провели за столом после танца, он больше ничего и не произнес. Я кивнула. Нужно было уйти отсюда. Если этот Дрон наберется, ожидать можно будет самого неприятного. Я боялась таких людей.
Я выбралась из-за стола. Поискала глазами сокурсников на танцполе, чтобы попрощаться. Но на переднем плане их не было. А дальше не пойду. Когда обернулась, сердце спрыгнуло в матку.
Лешка сидел на месте. Его запястье на столе сжимала ручища бугая. Его губы что-то шептали. Я не могла расслышать. Они смотрели друг на друга, практически уперевшись лбами. Олег напрягся, наблюдая. Девчонки смотрели так же, молча.
Когда подбородок Лешки дернулся в мою сторону – на выход – я сглотнула.
- Не надо. – Прошептала. Вряд ли меня кто услышал.
Лешка сдвинулся по лавке, не глядя на меня. Дрон за ним. Я перевела взгляд на Олега. Я боялась отойти и выпустить их. Обернулась на зал. На выход. На охранника.
Нельзя их отсюда выпускать...
Снова обернулась на Олега. Он был невысокий, коренастый. Может быть, чуть полноватый. Самую малость. И тоже привстал, сдвигая по гладкой деревянной лавочке девушку. Очнувшись, она выползла и отошла.
- Лид, отойди. – Сказал Лешка.
Сразу за этим он отодвинул меня в сторону рукой.
- Не надо. – Попросила я. Не знаю кого. Всех сразу.
Похоже, до меня в это время уже никому не было дела. Я снова посмотрела на охранника, на Олега.
- Олег.
Он обернулся, остановившись.
- Сделай что-нибудь. Останови их. Пожалуйста.
Я ухватила его за руку, сжимая. Я не знала, что сказать. Было достаточно посмотреть на спину бугая, чтобы понять исход.
Олег отцепил мою руку и направился к выходу. Молча.
На негнущихся ногах я пошла за ними.
Остановилась у охранника.
- Вы можете остановить драку? – Крикнула.
- Не имею права покидать зал. – Ответил он, не глядя.
Лестница показалась длиннее и уже, чем обычно.
- Вы можете разнять дерущихся? – Спросила у рамки.
Меня смерили одновременно заинтересованным и безразличным взглядом. Если бы ноги не подгибались от страха, я бы уже вышла. Доставая на ходу кошелек, выгребла все что есть, кроме одной сторублевой бумажки. Протянула охраннику.
- Пожалуйста.
Я уже не смотрела на него. Я шла к массивной деревянной двери. Рамка пищала, будто я прихватила с собой барную стойку.
Они недалеко от выхода. На улице так тихо и тепло, что я не верю в то, что вижу. Кажется, это кино. Другой мир. Они такие разные в свете фонаря. Это Шрек и Осел... Посчитавший себя вправе отстаивать меня у кого-то...
Они вцепляются друг в друга, я вижу спину Олега. Он не вмешивается. За моей спиной захлопывается дверь. Потом еще один хлопок.
Даже, если у него не было выхода...
Я слышу удар и вздрагиваю, отводя взгляд. Роняя на пол вилок капусты, я слышала тот же звук. Мимо проходят, слишком медленно, слишком неторопливо, два охранника. Виснут на плечах Андрея. Олег, будто балерина, плывет к Лешке. Только когда он, словно детеныш-коала, повисает у него на спине, я вижу кровь. И начинаю смеяться.
Сначала тихо.
Потом громче, громче. В животе животный страх сменяется тянущей болью. Все возвращается... Мужики тоже... Они тоже стареют и кровоточат.
Я ржу.
Я сижу на корточках, потому что желудок сдался. Он перестал ныть. Он начал орать. Слезы текут по щекам. Но я не могу остановиться.
Они утихают. Смотрят на меня. А я сижу на коленях, вжимаю сумку в живот и реву и смеюсь одновременно.
Идиоты...
Какие же идиоты.
Надо найти аптеку «24 часа». Любой антацид. Сотки хватит на пяток пакетиков фосфата алюминия и обезболивающее. Надо найти аптеку...
Не отнимая от себя твердого края сумки, врезающегося в желудок, я поднимаюсь. Метро рядом. И за это тоже я люблю Винстрим...
- Лида.
Я не знаю, что происходит сзади. Мне все равно.
Лешка догоняет через четверть минуты.
- Что с тобой?
Мне плохо. И каждый день, день за днем я делаю так, чтобы стало еще хуже...
- Лида, что с тобой?
Я морщусь и оборачиваюсь. Я не хочу с тобой говорить. Для этого придется разжать зубы.
Вижу аптеку. Иду к ней. Лешка волочится, как на привязи. Он не понимает. Мне все равно. Прямо у прилавка надрываю левомицитин. Прошу стакан воды. Вспоминаю, что пила. Прошу баралгин. Надрываю его. Запиваю. Сразу за ним – фосфат алюминия. Выйдя из аптеки, сажусь на ступеньки и сжимаюсь в комок.
Все...
Завтра начну блевать овсянкой.
9.
Вряд ли я осознанно могу сказать, что помню этот вечер целиком. Он спрашивал, зачем я пью при гастрите. Почему я довожу себя до такого состояния. Спрашивал такие банальные вещи, что хотелось смеяться. Я сидела и ждала, пока боль чуть уймется, чтобы вернуться в общагу. Я не могла ответить ему на эти вопросы.
Заглотнув вчера левомецитин я проснулась бы в красных пятнах. Они сошли бы еще до сдачи первого зачета. Но никакая реакция не ограничивается внешними признаками. Я предпочитаю контролируемый спуск.
Анька смотрела на меня как на будильник.
- Ты ходила.
Отведя взгляд, я кивнула. Спасибо.
Это еще одна особенность моего организма. Я сомнамбула. Я старый добрый лунатик.
И я не хочу об этом говорить. И не хочу об этом думать...
Позже она расскажет, что я делала. Но сейчас, она знала, я не хочу этого слышать.
Вернув взгляд к Аньке, я смотрела, как она поднимается. Одевается.
Я боялась увидеть на ней следы своей возможной агрессии. Она одна знала об этом. Она не говорила даже Максу. В большинстве случаев у нее получалось удерживать меня в комнате. Иногда ей доставалось.
