инстинкта убийства. Сейчас им ничего не угрожает. Они необыкновенно добры и опасно доверчивы. Потому и находятся на грани вымирания…
— На них охотятся? — Догадалась я, грустнея.
— Снежный мамонт… — Ответил он просто. — Почти сказка…
Я опустила взгляд.
— Ты чувствуешь в них какую-нибудь магию?
— Нет. — Пожала я плечами. Даже присутствия подпрограмм… ничего. Даже креацина.
Подняв взгляд к заинтересовавшемуся нами исполину, я отошла за спину Ройса. Парень протянул руку, в которой каким-то неведомым образом оказалось яблоко. Ройси тут же ухватила его хоботом и отправила в рот. Большой потянулся тоже. Ройс вздохнул.
— Кажется, Инфор считает, что нас уже затоптали. — Подумала я вслух.
— Тебе не все равно?
— Нет. — Тряхнула я головой.
— Где варежки посеяла? — Полукровка мгновенно ухватил мои руки.
— В них держаться неудобно было… — Оправдалась я. — Пойдем.
Ройс медлил, оборачиваясь на тезку. Я нахмурилась.
— Пойдем. — Повторила, вынимая руки из горячих ладоней.
— Иди. — Проговорил, кивая на снегоступы у меня подмышкой. — Я сейчас.
Неловко отступив с дороги, Ройс дал мне проход между тезкой и большим мамонтом. Сдерживая волнение, я проскользнула между ними и наклонилась пристегнуть снегоступы. Я побоялась обернуться, неуклюже ковыляя к цинну. Если полукровка кого-то и любил на свете, кроме матери, так это были они… Огромные белые исполины, замученные когда-то опытами и практически вымершие. Стало больно. Понимание того, что в следующий их проход мимо города Ройса в табуне может не оказаться Ройси или вожака, ножом скребло по сердцу. И Ройс это понимал. И не мог защитить. Просто любил. Просто наблюдал. Просто…
Кинув взгляд на Инфора, я забралась в цинн. Животные степенно ковыряли хоботами сугробы, пытаясь отыскать под слоем снега растительность. Медленно перемещаясь, они казались вечными и совершенными. Рядом с ними человек был лишь букашкой, по недоразумению оказавшейся чуть выше на лестнице эволюции. И это недоразумение давало нам право убивать…
Ройс показался через несколько минут, найдя в себе силы распрощаться с мамонтенком. Перемещаясь через сугробы мгновенными незримыми прыжками, через минуту он был уже возле цинна. Обернулся, наблюдая за табуном, тянущимся далеко влево. Хлопнув его по плечу, Инфор, неуклюже вытаскивая из снега ноги, начал пробираться к колбе. Я не смела окликнуть полукровку. Руки и лицо уже потеряли чувствительность, ноги тоже начали подмерзать. Но один взгляд на парня отрезал все права на нытье. Взглянув на меня, он нахмурился и снова отвел взгляд на живые белые скалы. В какой-то момент я все же увидела блеск в его глазах и вжалась вглубь цинна, закусывая губы. Ну, не можешь ты быть таким. Не должен…
Позволив небу вздохнуть, облака пропустили на снежную пустыню солнечные лучи. Поехали. Пожалуйста. Иначе я сама зареву… Я и так реву через день. Ну, поехали! Выглянув из цинна, я встретилась взглядом с полукровкой. Он молчал, кусая губы и вытирая нос. Улыбнулся как-то жалко и сразу нахмурился. Не сдержавшись, я отвернулась.
Ройс залез в цинн и закрыл дверь. Водитель тут же тронулся. Взяв мои ладони в свои, он начал греть. Молча, тихо. Лишь бы не смотреть на удаляющийся табун. Лишь бы не думать о них. Не видеть. Забыть до следующего раза, пока кто-то не скажет, что они идут мимо. Пока сам не почувствует их приближения. Пока…
Смотря на полукровку во все глаза, я не могла поймать его взгляд. Он был везде: на моих пальцах, на водителе, сзади, сбоку!
— Я не хотел портить тебе день. — Проговорил тихо.
Я отклонилась назад, как от удара. Много ли в моей жизни было таких дней?
— Они основа земли, они просты, добры и почти вечны. Ты знаешь, что мамонты живут столько же, сколько ланиты? В веках мы с Ройси почти ровесники. Каждый раз я боюсь не увидеть ее…
Я почувствовала, как по оттаивающей щеке потекла слеза. Перестань. Это просто мамонты.
— Они не сомневаются, не играют и не предают. И уходя, они всегда возвращаются. — Шептал он, сжимая мои ладони и глядя куда-то туда…
— Перестань. — Прошептала я, шмыгая носом и вырывая руку.
Серые ледяные глаза были наполнены слезами, но они так и не пролились. Остановив, наконец, взгляд на мне, Ройс сжал губы.
— Мы не стоим их. Мы уничтожаем их. Почти истребили. Потому мне совсем не жаль тех, кто попался под ноги в сентябре…
Глубоко вздохнув, я отвернулась к окошку, облокотилась. Вот, значит, как… Подложив руку под щеку, я тихо плакала. Как же это сложно. Как же можно решиться на это? Как можно с этим жить? Как можно держать в себе эту любовь и эту ненависть? Как можно терпеть, когда слезы уже готовы пролиться?
Полтора часа до дома мы пролетели в абсолютной тишине. Я смотрела в окно, не смея шевельнуться. За весь путь снежную пустыню разредила лишь одна получасовая лесная полоса. Было больно. Ото всего. Даже от собственного дыхания. Накатывающее в последние дни напряжение сформировалось в стальной прут с узлом в груди. Было тяжело, даже, дышать.
Отпустив водителя, мы вошли в дом. Из кухни выглянула темноволосая миловидная женщина и широко улыбнулась. Откуда взялась?
— Это Риан. — Сказал Ройс нам, раздеваясь. Инфор коротко кивнул. Я отвела взгляд.
— Что, жалеешь, что разогнал всех хозяек в округе? — Проговорила она звонким мелодичным голосом, когда полукровка зашел на кухню. Инфор пошел наверх. Я стояла у входа, медля.
— Ну, не всех же? — Улыбнулся Ройс.
Услышав объятия и поцелуи, будто это происходило на моих глазах, я сглотнула.
— Не надейся, что я надолго. Пока заказов нет, я свободна. Через неделю уже что-нибудь снова объявиться…
— Значит, неделя…
Сжав зубы, я пошла вниз. Почему я злюсь? С чего вдруг? Не спустившись до конца, я замерла на ступенях. Тряхнула головой, протягивая руку к месту, где должен быть кристалл. Ухватив загорающийся конус, пошла вглубь пещеры. Рамки отца были мне друзьями на ближайшие дни. Они и более никто…
Вспомнив все возможные щиты, я начала выстраивать комплексы и удерживать их. Через какое-то время, вспотев под полушубком и окоченев везде в открытых местах, я обернулась к лестнице. Решив отогреться и снова вернуться сюда, пошла наверх. В зале никого не было. Инфор наверняка усовершенствовал защиту в какой-нибудь части дома. Где был Ройс, я не представляла. Мне же очень хотелось под горячие струи воды. Отогреться и отмыться от мамонтов и пота. Раздевшись, я осмотрелась. Надо здесь потеплее настроить… Прошла в ванную. Вода обрушилась сплошным теплым потоком. Спине было холодно, а лицо и руки обжигало. Я засмеялась, прислоняясь к стене. Посмотрела на руки: вроде в порядке. Расскажу маме, что каталась на снежном мамонте — ни за что не поверит! Как же здорово было! Незабываемо! Закрыв глаза, я расслабилась под тяжелыми струями. Вспомнила огромный чуб мамонта и жесткий желтоватый волос. Если запустить руки в шерсть, то совсем не холодно. Как же он любит их. Больше чем людей. Может ли это быть оправданием? А нужно ли ему оправдание? Он не задается вопросами. Это я постоянно о чем-то волнуюсь. Он — другой.
Громко, в голос выдохнув, я улыбнулась. Захотелось покричать тут под водопадом. Лишь засмеявшись, я начала отдраивать кожу. Через четверть часа, чистая до скрипа, вышла. Одела шерстяные штаны и свитер поверх рубашки. Вышла в зал. На лице Инфора замерла одна сплошная ирония.
— Что?
Покачав головой, он улыбнулся.
— Пойдем обедать.
— Что смешного? Что? — Не сдавалась я. Не улыбаться я не могла.
— Одна твоя любовь к воде говорит о прямом родстве с Андресом… — Прошептал он. Или даже
