— Привет, Эд, — спокойно поздоровалась она.
— Я тебя, конечно, разбудил?
— Нет.
— Ну как вы там? Я уже соскучился зверски. А ты?
Ну что за глупая манера: задавать вопросы, которых в принципе не должно быть! Тут либо сразу ответы, от сердца — «мне очень тебя не хватает», либо уж молчание.
— Зачем спрашивать, если знаешь ответ?
— Хочется услышать…
— Провокатор, — констатировала Саманта без улыбки. Она смотрела Джастину в глаза. В глазах Джастина была плохо замаскированная боль.
— Ладно, ты права, к черту лирику. Перейдем к делу. Во сколько вы прилетаете?
— Сейчас посмотрю… — Саманта встала, одернула ночную рубашку, дошла до сумки, порывшись в ней, вытащила билет. — В тринадцать ноль пять.
— Тринадцать ноль пять — мое любимое время. Я даже смогу вас встретить! У меня как раз обед.
— Хорошо.
— Как там старина Джей? Не обижает тебя?
— Ну что ты…
— Считай это тонкой шуткой.
— А-а…
— До завтра, милая! — Эдмонд чмокнул воздух у телефона. Звук получился неприятный и громкий.
— Пока. Милый, — с расстановкой произнесла Саманта.
Отключила сотовый. Подошла к окну, отдернула шторы, раскрыла створку. Вдохнула прохладный, свежий воздух. Повернулась к Джастину:
— Ну что ты на меня так смотришь?!
— Ничего, — плоско сказал Джастин.
Саманта разозлилась:
— Врешь.
— А ты сама как думаешь? Как я должен себя чувствовать, по-твоему?
— У нас с тобой одна вина на двоих, Джастин. — Саманта покачала головой. — Больше я ни в чем перед тобой не виновата.
Было видно, что эти слова попали в него.
— Я устала от твоей напряженности. Устала от невысказанной злости. Я же все чувствую. И мне тоже мерзко, Джастин. Но я ни о чем не жалею. Я получила большой, важный и сложный опыт и намерена жить с ним дальше. А ты? Что будешь делать ты? Окончательно превратишься в отшельника? Возненавидишь себя, меня и Эдмонда? Или только меня и себя, а перед Эдмондом будешь вечно виноватым? Может, хватит страдать?!
— Сэм…
— Ты не хочешь меня слушать? Не хочешь услышать? Тогда заткни уши, потому что я все равно скажу, что думаю! У меня складывается впечатление, что единственное, что тебе нужно в жизни, это страдание! Ты был с Элли — и тебе не было хорошо. Она тебя бросила — ты стал страдать от одиночества. Что, ресурс исчерпан? Тебе понадобился новый повод для мучений? И ты его нашел в лице меня?
Саманта и рада была бы остановиться, но слова рвались из нее как лавина. Она чувствовала, что вместе с этой лавиной уносит и ее, что она сама рискует захлебнуться снегом или свернуть себе шею — но на то стихия и есть стихия, чтобы человек перед ней чувствовал свою беспомощность и ничего не мог ей противопоставить.
Джастин смотрел на нее, потрясенный.
— Знаешь, я против! Потому что ты опошляешь то, что мне очень дорого. Случилось так, как случилось, что теперь? Удавиться? Взявшись за руки, выпрыгнуть из окна? Или бухнуться в ноги Эдмонду прямо в аэропорту?
— Саманта, ты утрируешь, — бесцветным голосом проговорил Джастин.
— Конечно, утрирую! Еще не хватало…
Она расплакалась. Вот что называется — прорвало.
Джастин вскочил с постели и порывисто обнял ее. Но разве это что-то меняет? Она ведь сказала то, что сказала, не для того, чтобы обидеть его. Она и вправду так думает. Даже если это никому из присутствующих (и отсутствующих тоже) не делает чести.
Он молча гладил ее по волосам, а она понемногу успокаивалась.
Говорить правду, оказывается, так просто. И после нее легче.
Саманта прислушалась к себе. Да, безусловно, стало легче, но был какой-то камешек, который никуда не делся и так и продолжал лежать на сердце.
Похоже, полной правды она ему все же не сказала. А в чем она, черт возьми?
8
У Джастина было такое чувство, как если бы с ним провели сеанс терапии электрошоком. Крайне целительная оказалась штука. Внутри него будто повернулись шестерни какого-то сложного механизма, вот только он пока не понимал какого.
— Прости меня, Саманта. Я не хотел сделать тебе больно. — Он нежно коснулся губами ее виска.
— Речь не о том, больно мне или нет. Речь о том, как ты проживаешь данную тебе Богом жизнь. А моя боль — это моя проблема. Я уже большая девочка и умею свои проблемы решать сама.
Джастин набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду.
Саманта подняла голову, вопросительно посмотрела на него: что еще?
— Я тебя люблю.
Он видел, как удивленно расширились ее зрачки.
Повисла тишина. Кажется, Саманта перестала даже дышать.
Не так он представлял себе объяснение в самой большой любви своей жизни. Если честно, он совсем его не представлял — и без того все слишком запуталось. Но слова слетели с губ, и именно сейчас — после грозы, настоящей, с молниями и ливнем.
Саманта смотрела на него во все глаза.
— Люблю, — повторил Джастин упрямо. — Слышишь?
Она кивнула. Проглотила комок в горле.
Он прижал ее к себе, не зная, что еще сказать. Похоже, это были не те слова, которые способны перевернуть всю ее жизнь.
Но это была правда.
Она ткнулась головой ему в плечо:
— Полегче, а то задавишь.
Ну вот, начинаются шутки. Инцидент исчерпан?
Черта с два!
— Сэм, я любил тебя всегда. Я боготворил тебя еще тогда, когда был с Элли. А потом… я просто с ума по тебе сходил. Хорошо, что ты не видела. И для меня все это — не случайность и не каприз. Я по-другому просто не мог. И я не знаю, как теперь жить без тебя.
«Ты что… с ума сошел?» — этот вопрос не слетел с ее губ, но явственно читался во взгляде. Джастин почувствовал себя так, будто признался в чем-то постыдном. Разве это возможно? Любовь не может быть тяжким грехом…
— Думаешь, что я лжец и предатель?
— Нет.