можно поломать голову еще.
И разбить о голову Эдмонда какую-нибудь вазу. Желательно — из дорогих. Лучше всего — подаренную его мамой на Рождество.
Саманта подумала о том, что он не только нарушил обещание, но еще и улизнул, оставив ее плакать в пустой квартире, и испытала приступ глубокого, до тошноты, презрения. Мельком взглянула в зеркало — зеркало послало ей некрасивое, с опухшими губами и покрасневшими глазами, отражение.
— Успокойся, — приказала она себе.
Отражение лучше не стало. Саманта слегка подергала себя за волосы, чтобы прийти в чувство, и отправилась в кухню за медом. Нужно прекратить истерику. Но даже хамство Эдмонда — не повод глотать таблетки.
Под носок домашней туфельки попал разноцветный глянцевый листок — одна из треклятых путевок. Саманта поленилась наклоняться и рвать ее. Отшвырнула под стол. Пусть поваляется.
Спать она ложилась в запертой изнутри спальне — один из тех моментов, когда самым удачным в этой квартире ей казались именно замки во внутренних дверях. На самом деле — глупое и ненужное изобретение, но все-таки… Пусть поспит на диване в гостиной. Если он вообще явится домой ночевать.
Как ни странно, сон пришел быстро — вымотанная нервная система нашла оптимальный способ перезагрузки. Но виделось Саманте что-то серое и мрачное. Кажется, она куда-то падала и разбивалась насмерть.
Проснулась она с тяжелым чувством. Сперва ей даже показалось, что воздух в комнате сер, потом Саманта поняла, что это предрассветный полумрак. Она вспомнила, что было вчера. Вспомнила непроницаемые, упрямые глаза Эдмонда, его искривившийся от какой-то яркой эмоции рот и хлопнувшую дверь. Может, он и вовсе не ночевал дома? Она подавила желание пойти и проверить. Попыталась почувствовать. Чувство его присутствия и отсутствия, развившееся за прожитые вместе месяцы, молчало. Наверное, тоже обиделось.
Саманта вздохнула и поплелась в ванную. Долго стояла под холодным душем, желая взбодриться — или наказать себя за что-то, доставить себе хоть маленькую, но неприятность. Причуды издерганной психики…
Она вышла, высушила волосы феном, оделась и тщательнейшим образом нанесла макияж. Невольно вздохнула, поворачивая в замке спальни ключ. В квартире стояла тишина.
Эдмонд спал на диване, укрывшись пиджаком. Пахло алкоголем.
— Скотина, — процедила Саманта сквозь зубы. — Несчастное животное…
Несчастное животное, видимо, не знало, что оно несчастливо, что и понятно — у животных отсутствует рефлексия.
Саманта решила делать вид, будто «его тут не лежит». Она не стала завтракать — перекусить можно и по дороге в школу. Из мести она надела плащ и сапоги тихонечко-тихонечко, чтобы не разбудить Эдмонда. Пусть хоть раз опоздает на свою проклятущую работу… Саманта знала, что эта месть повлечет за собой какую-нибудь ответную гадость с его стороны, война затянется, и чувствовала себя от этого прегнусно, но менять ничего не хотела. Буддисты правы, когда говорят, что работать над собой нужно всю жизнь. Видно, ей еще не скоро удастся очистить свою карму… от легкого налета ненависти к любимому жениху.
— Саманта, что с тобой стряслось? Вчера было наводнение?
Мэри Клир, то ли самая близкая из ее коллег, то ли самая далекая из ее подруг, социальный психолог, хлопала круглыми голубыми глазами за тоненькими стеклами очков, которые носила для солидности — без них ее можно было бы принять за старшеклассницу.
— Какое наводнение? — непонимающе нахмурилась Саманта.
— У тебя дома. Из слез, — бесцеремонно уточнила Мэри.
— Что, так сильно заметно?
— Нет, не так. Просто глаз наметан.
— Не придавай этому значения, все обойдется.
— Личное?
— Личное.
— Понятно. Лучше бы публичное, — задумчиво протянула Мэри.
Саманта не всегда понимала, что она имеет в виду. Как сейчас. Она промолчала.
— Ну… я имею в виду, что с проблемами в социальной жизни часто можно разобраться проще и быстрее, чем с личными, — пояснила Мэри. Иногда она понимала, что ее слова остаются для собеседника загадкой, и давала краткие или не очень, в зависимости от настроения, комментарии. Сегодня она, кажется, была если и не в ударе, то под вдохновением. Рабочим вдохновением психолога — в готовности разглядеть проблему и поговорить на этот счет. — Как ты насчет поделиться? — невинно спросила она.
Надо отдать Мэри должное, невинные реплики давались ей великолепно — разве можно усомниться в чистоте намерений такого светлого, голубоглазого существа?
— Не люблю делиться плохим, ты же знаешь, — ответила Саманта. — Это не по-дружески.
— Тогда считай, что я оказываю тебе профессиональную услугу.
— Брр…
— Да будет тебе. — Мэри насыпала в чашку две ложки растворимого кофе и залила кипятком из желтого чайника. — Чай? Или все-таки ароматного адского зелья?
— Зелья, только для слабонервных. Полложки кофе, сахар и сливки, — сдалась Саманта. Здорово это — уступать кому-то и знать, что ничего плохого тебе не будет.
Она стала рассказывать Мэри о событиях вчерашнего дня. Лицо той вначале приняло профессионально-бесстрастное, внимательное выражение, но потом напряглось и стало пугающе жестким — пугающе потому, что видеть такое напряжение нежных черт тревожно и неприятно.
— Кхм, — изрекла она, когда Саманта закончила, и замолчала.
Саманта подумала, что хорошо, что сегодня у нее в жилетках оказалась Мэри, а не Сара. Сестру профессиональная этика не обязывает быть непредвзятой и смотреть на ситуацию объемно, она бы тут же взорвалась и разразилась бурными и не очень приличными проклятиями в адрес будущего родственника.
— Послушай, — начала Мэри, собравшись с силами. — Ты веришь в то, что у ваших отношений есть будущее?
— Конечно, — отозвалась Саманта, — иначе я бы не… Не сказала ему «да».
— Хорошо. Но ты же понимаешь, что отношения — это не стена, которая возникла из ниоткуда и будет стоять вечно. Это как дом. Если его не ремонтировать и не достраивать, не заботиться о нем, то скоро он пойдет трещинами и рассыплется.
— Ты говоришь, как литератор, — улыбнулась Саманта.
— А ты пытаешься защититься от того, что я хочу тебе сказать. Но лучше бы тебе меня услышать. Всегда, в любой проблеме, от самой маленькой до самой большой, виноваты оба. Иногда один другого мучает, а тот терпит. И в этом его вина. Иногда он сам провоцирует другого на то, чтобы тот причинил ему боль.
— Я примерно так и думала, — задумчиво проговорила Саманта, вспомнив все свои «сама дура».
— Хорошо, значит, ты умная, — непосредственно заявила Мэри. — Раз думала, скажи, в чем твоя вина.
— В том, что я понадеялась на него — раз, в том, что я не согласовала с ним свои действия — два… — Саманта замолчала, потому что наметилось еще и очевидное «три».
— И? — подтолкнула ее Мэри.
— И в том, что я вообще… позволяю ему так с собой обращаться. И, скорее всего, прощу и это, — проговорила Саманта с запинкой.
— А в чем его вина?
— В том, что он нарушил слово, изменил утвержденному совместному плану и пренебрег мною.
— Сама понимаешь, что получается?
