5. Терри тоже ложится.
Поскольку от волнения она верещит, как целая корзина щенков, да и вообще дело — не женское. (Граф поддержал и это, заметив, что в детективе, который Дезборо подарил ему на день рождения, сыщику серьезно мешает златокудрая Мейбл.)
6. Та же Терри прекращает спорить и подчиняется приказу.
Действительно, спор затянулся, но Майк поставил ее на место, указав, что и у нее — золотистые волосы.
Однако в час ночи Терри лежала здесь же, на тахте, читая второй из трех томов романа Марсии Хаддлстоун «Преданный Перси» (1869). Он валялся на столе, и она его взяла за неимением лучшего. Заметим, что ей удивительно шли пижама, халатик и домашние туфли.
В 1.03 вошел граф, которому тоже шли пижама, халат и туфли. Глаза его, и так вылезавшие от волнения, совсем уподобились улиточьим, когда он увидел дочь.
— Ой, Господи, Терри! Что ты тут делаешь?
— Читаю, Шорти, чтобы занять время.
—
— И то правда. Какой самоуверенный, а? Это мне, в постель! А у тебя неплохие книги. Все, как одна, изданы не позже 1870 года.
— Что-что? А, они не мои, — рассеяно бросил граф, радуясь тому, что сможет замолвить словечко за своего фаворита. — Дядины.
— Он любил викторианские романы?
— Наверное.
— Да и ты их любишь. Этот лежал на столе, чуть ли не раскрытый.
— Его брал Майк. Только что вернул. Говорил, очень помогло, не знаю уж, в каком смысле. Терри, — ловко свернул он, — я о нем немало думал.
— Вот как, Шорти? Ясное дело, он вечно лезет в глаза.
— Знаешь, он мне нравится.
— И себе тоже.
— Посмотри, как он обставил Спинка.
— Ловко, ничего не скажешь.
— Храбр, как лев. Не боится Аделы.
— К чему ты ведешь, мой дорогой?
— Я… э-э… хочу узнать, не переменила ли ты мнения.
— Поня-ятно…
— Так переменила?
— Нет.
Лорд Шортлендс печально помолчал. Все шло хуже, чем он думал.
— А почему? — спросил он.
— Есть причина.
— Какая такая причина? Он — то, что тебе нужно. Богат. Красив. Занятен. И заметь, влюблен, как не знаю кто. Обрати внимание на его взгляд…
— Преданный?
— Вот именно. Ты его сразила наповал.
— А сама не поддаюсь. Это тебя огорчает?
— Естественно.
— Хорошо, я тебе кое-что скажу. Как выразилась бы героиня «Перси», я не осталась равнодушной. Этот самый взгляд пробирает меня до костей.
— Пробирает? — обрадовался лорд.
— В высшей степени. Я чувствую себя так, словно сияет солнце, шляпка, туфли и платье — лучше некуда, и кто-то подарил мне тысячу фунтов.
— Ну, вот! В чем же дело?
— Минуточку, Шорти, потерпи. Кроме того, я ощущаю, что у меня нет на эти взгляды эксклюзивных прав.
— Не понял.
— Должно быть, он смотрит точно так же на всех женщин.
— То есть, по-твоему, он… э-э… ветреник?
— Да, если это слово обозначает человека, который ухаживает за каждой мало-мальски приятной девицей.
— Он говорит, что любит тебя с давних пор. Тебе было пятнадцать или сколько там…
— Нужно же что-то сказать, а то разговор угаснет.
— Почему ты так думаешь?
— Чутье! Оно мне подсказывает, что твой Кардинел — мотылек, порхающий от цветка к цветку. Очень может быть, что порхал он не далее как вчера. Ты его видел, когда он вернулся из столицы?
— Нет, я гулял с Усиком.
— А я видела. Мало того, мы поболтали. От него на несколько ярдов пахло чем-то эдаким, терпким, словно он провел немало времени с экзотической женщиной. Не думай, я его не виню. Он не виноват, что похож на Аполлона. Но мне поддаваться нельзя. Благоразумная Терри Кобболд в очках и в митенках шепчет на ухо, что с Аполлонами связываться опасно. Словом, сердце — за, разум — против. Наверное, так относится к Спинку миссис Пентер.
Граф удрученно запыхтел.
— По-моему, ты делаешь большую ошибку.
— Что ж, бывает.
— Насчет этого, запаха. Наверное, он просто столкнулся с какой-нибудь дамой.
— Вот именно.
— Ах, Господи! Да выходи ты за него!
— Зачем это тебе нужно?
— Он мне нравится.
— Мне тоже.
— И потом, ты думала, что будет, когда Ворр украдет марку? Я женюсь, оставлю тебя один на один с Аделой — если, конечно, Клара подцепит Блейра. Тебе придется плохо, душенька. Лучше выйди за него, а?
Картинка, нарисованная им, тронула Терри. О чем, о чем, а об этом она не думала. Когда она как следует нахмурилась, вошел Майк.
— Что вы здесь делаете? — строго спросил он. — Я полагал, вы легли.
— Да-да, но я встала. Не могу заснуть. И вообще, я не видела, как взламывают сейфы.
— И незачем. Это — не для женщин.
— Мне очень хотелось!
— Теперь я понимаю, почему в газетах вечно пишут о своеволии современных девушек.
— Жадных до сенсаций.
— Именно, жадных до сенсаций. Что ж, благодарите Бога, что у вас будет добрый муж.
— Будет?
— Несомненно. Я придумал новый метод. Где Огастес?
— Наверное, у Шорти в спальне.
— Почему же Шорти не с ним? Где дух команды?
— Он меня выгнал, — жалобно промолвил граф. — Я не хотел уходить, но он сказал, я ему мешаю. Очень чувствительный, по-видимому.