— Рассказывай, — твердо сказал я.
Она опять вздохнула.
— Вы не читали «Пламенную любовь» Луэллы Перитон Фиппс?
Я не читал, в чем и признался.
— Вчера я взяла в библиотеке, — продолжала Джейн, — и дочитала к трем часам утра. Там и пустыня, и верблюды, и арабский шейх с суровым, но нежным взором, и такая Анджела, и оазисы, и финики, и миражи. Этот шейх хватает Анджелу, и сжимает в объятиях, и вскакивает на коня, а вокруг песок, тьма и мерцающие звезды. Ах, не знаю…
Она мечтательно посмотрела на люстру.
— Может быть, мама возьмет меня зимой в Алжир, — отрешенно проговорила она. — Это полезно при ревматизме.
Я ушел, страдая. Ну, что за люди, эти писатели! Набьют девушке голову… Надо бы зайти к Уильяму и дать ему хороший совет. Вы скажете, мне-то что, но они так подходили друг другу. А тут Джейн чудит, еще взглянет на Уильяма и подумает: «Что я в нем нашла?» Словом, я поспешил к нему.
— Уильям, — сказал я, — по праву человека, качавшего тебя на коленях, задам тебе нескромный вопрос. Ты любишь Джейн Паккард?
— Кто, я? — спросил он, помолчав.
— Ты.
— Кого, Джейн?
— Да.
— Люблю ли я, значит, Джейн? — подвел он итог и добавил минут через пять: — Конечно.
— Очень рад!
— Жутко люблю.
— Лучше быть не может!
— Как говорится, безумно.
Я похлопал его по могучей груди.
— Тогда скажи ей об этом.
— Это мысль, — отвечал он, глядя на меня с восторгом. — Понятно-понятно. Выдумаете, все тогда устроится?
— Вот именно.
— Ну, что же, завтра я уезжаю на матч, но в пятницу приеду. Может, выйти с ней на площадку и там, между делом…
— Очень хорошо.
— Скажем, у шестой лунки.
— Замечательно.
— Или у седьмой.
— У шестой. Там после подставки земля идет полого, и ты будешь немного прикрыт.
— Что-то в этом есть…
— Вообще-то лучше всего завлеки ее к бункеру слева от шестой.
— Зачем?
— Песок, знаешь… ей понравится. А главное, — строго сказал я, — не тяни, не размазывай. Подпусти романтики. Я бы тебе посоветовал схватить ее, сжать в объятиях…
— Кого, ее?
— Они это очень любят.
— Ну, знаете, все-таки!..
— Честное слово!
— Схватить?
— Именно.
— Сжать?
— Вот-вот.
Он снова задумался.
— Вам виднее, — сказал он. — Наверное, у вас получалось. А все-таки… Ну, ладно, будь что будет.
— Вот это разговор! — признал я. — Иди, Бог тебе в помощь.
Любые человеческие замыслы может нарушить непредвиденный фактор, некое X, сбивающее весь план. Я его не предвидел; но, достигнув в пятницу первой подставки и собираясь еще раз подбодрить Уильяма Бейтса, я понял, что слишком благодушен. Уильям еще не вернулся, Джейн была здесь, а с нею был высокий тонкий темноволосый персонаж в непереносимо романтическом стиле. Он говорил с ней напевно и тихо, она его восторженно слушала, вылупив прекрасные глаза, приоткрыв губы. Мне пришлось окликнуть ее несколько раз.
— Уильяма еще нет? Она резко обернулась.
— Уильяма? Еще нет? Да-да, его нет. Наверное, скоро будет. Разрешите познакомить вас с мистером Спелвином. Он гостит у Уиндемов. Мы с ним гуляем.
Естественно, эти сведения меня поразили, но я скрыл свои чувства и сердечно поздоровался с тонким субъектом.
— Мистер Джордж Спелвин, актер? — догадался я.
— Его двоюродный брат, — отвечал спутник Джейн. — Мое имя Родни. Я не разделяю тяги к подмосткам, меня привлекает гармония…
— Вы пишете музыку?
— Словесную, — объяснил мистер Спелвин. — В своем, смиренном духе, я — поэт.
— Стихи просто замечательные, — сказала Джейн. — Сейчас мистер Спелвин читал мне…
— Ах, этот пустячок! — отмахнулся он. — Как говорится, juvenilia.[37]
— Но как красиво, как мелодично! — сказала Джейн. — Нет слов.
— У вас, — сказал мистер Спелвин, — есть душа, чтобы это чувствовать. Хотел бы я, чтобы на свете было больше таких людей. Нам, певцам, нелегко в грубом, бездушном мире. На той неделе один издатель спросил, что
— Так ему и надо! — пылко подхватила Джейн. — Спасибо, что не дали по носу.
Тут кто-то тихо засвистел, и я увидел сзади на фоне неба Уильяма Бейтса.
— Привет, — сказал он.
Я подошел к нему, оставив Джейн и Спелвина за насыщенной беседой.
— Кто этот тип? — спросил Уильям.
— Некий Спелвин. Гостит у Уиндемов.
— Истинное чучело, — заметил Уильям.
— Он собирается с вами гулять, — сообщил я.
— Со мной?
— Так Джейн сказала.
— Минуточку, — сказал Уильям, — не могу же я при нем сжимать ее в объятиях!
— Вроде бы нет.
— Тогда отложим? — сказал он с явным облегчением. — Вообще-то это хорошо. Там был замечательный пудинг, и я не потяну романтическую сцену. Отложим, а?
Я посмотрел на Джейн и на Спелвина и опечалился. Что-то в них было такое, настораживающее. Я собрался было поспорить с Уильямом, но Джейн окликнула его, и все они ушли.
Я тоже ушел, занявшись думами. Появление Спелвина после этих пустынь меня пугало. Я страдал за Уильяма и ждал его у клуба после матча. Он пришел через два часа, ликуя и радуясь.
— В жизни так не играл! — сказал он. — Помните восьмую лунку? Мяч до нее не долетел, лежал в траве, я взял клюшку и тихо-мирно…
