был склонен проявлять некоторую душевность и человеколюбие.
– Все они не такие поначалу, – проворчала директриса. – Все, разговор окончен. Желаю нам поменьше встречаться, тебе же будет лучше, – добавила она напоследок.
Максим кивнул и вышел из комнаты вслед за завхозом. Частые встречи с директором тоже не входили в его планы, поэтому он решил как можно меньше высовываться и по возможности не нарушать местные порядки.
Петрович долго вел его по длинному темному коридору, окрашенному темно-зеленой краской, и бубнил нравоучительно:
– Ты не думай, она не злая. Просто порядок любит. А с ребятами осторожней. Постарайся подружиться, целее будешь.
Что имел в виду завхоз, мальчик так и не понял, потому что они наконец пришли. Завхоз толкнул высокую дверь и пропустил Максима в большое, залитое светом помещение. Гул голосов, стоявший там до их прихода, мгновенно стих.
– У нас сейчас свободное время после обеда, – пояснил Петрович. – Надо было бы тебя, конечно, попозже завести…
На Максиме моментально сфокусировалось множество озлобленных и агрессивных глаз. Его изучали, как это только что делала директриса, но в отличие от ее усталости и равнодушия в глазах у ребят был живой интерес и азарт, как у молодых хищников. Максим первое мгновение отшатнулся назад к двери, но потом остановился и тоже стал изучать своих новых соседей.
– Это новенький, Максим Бирюков. Он будет жить с вами. Витя, покажи ему его место и объясни, что ему делать, – сказал Петрович.
– У параши его место, – хихикнул кто-то.
– Бирюков – это Бирюк, что ли? – прозвучал издевательски чей-то голос, Максим не понял чей.
– Петрович, это что же получается? – фамильярно протянул еще кто-то. – У нас и так места мало. А на этой кровати Степанченко спит.
– Степанченко неизвестно когда вернется, – возразил завхоз. – Ну, иди, иди, – тихо сказал Максиму и чуть подтолкнул его вперед.
– Да иди, не ссы, – прошипел кто-то.
Раздался взрыв хохота, и дверь за завхозом закрылась.
– Ну, проходи, – дружелюбно предложил Витя. – Сюда вот.
Макс медленно пошел к свободной кровати, внутренне сжавшись, ожидая в любой момент какой-нибудь пакости, и, конечно, пропустил ее.
– Чего это у тебя ноги заплетаются? – смотря по сторонам, он не заметил подножки и тут же растянулся на линолеуме.
Грохнул хохот. Конечно, он упал, оступился, значит, лопух. Мало того, он еще и, похоже, оказался самым маленьким в группе, ведь завхоз сказал, что тут старшие ребята. В дверях, на его счастье, опять появился Петрович, видимо, и ожидавший чего-то такого, и прикрикнул на ребят:
– Но-но, не балуйте!
И снова скрылся.
– Курить есть? – спросил сосед по койке, коренастый парень с цепкими глазами.
Максим отрицательно кивнул головой, размазывая злые слезы, которые сами полились по щекам, отчего он еще больше расстроился.
– Ну, рева-корова, – сказал кто-то почти добродушно.
В первый день Максима больше не трогали, все его просто не замечали, но он догадался, что пауза дана не просто так. К нему присматриваются, проверяют, дают передышку. Но все равно он обрадовался этому времени, у него будет возможность устроиться на новом месте, приглядеться и попытаться придумать, как жить дальше.
Он тоже присмотрелся к ребятам, особенно к тем, с кем попал в одну спальню. Тут все были старше его: от одиннадцати до шестнадцати. Очевидный лидер был Витя, которого иначе как Парамон тут почти никто не называл. Парамон ходил, поплевывая на пол, хамил педагогам, а с пацанами держался развязно и даже жестоко. Максим понял, что все остальные либо входят в команду Парамона и делают все, чтобы перед ним выслужиться, либо держат нейтралитет. Но никто при случае не упустит возможности пнуть и унизить слабого.
Вечером произошло еще одно знаменательное событие. Все уже собирались спать, когда открылась дверь, и на пороге опять показался завхоз, который вел за руку испуганно озирающегося мальчика лет двенадцати. За ними два каких-то мужика тащили кровать.
– Ставьте туда, в угол, у окна, там еще место есть, – распорядился Петрович и добавил, обращаясь ко всем: – Пацаны, к вам еще одно пополнение. Это Коля Николаев.
– Да задолбал ты водить всяких уродов, – зло прошипел Парамон.
– Ты как со мной разговариваешь, молокосос? – взъярился завхоз, но было видно, что он чувствует себя неуютно и внутренне признает, что ранг Парамона выше, чем его. – Я тебя в карцер отправлю, сука!
– Ну, отправь, отправь, – миролюбиво проговорил Парамон, видимо решив не раздувать конфликт. На сегодня ему хватит и других развлечений.
– У нас по нормативам и так больше кроватей стоит, чем положено, – произнес чей-то скучающий голос. – Скоро дышать нечем будет.
– Ничего, тебе хватит, Гагарин, ты и так дышишь чем попало.
Все заржали. Конфликт как будто был улажен, Петрович оглядел комнату и спешно ретировался.
Даже внешне новый мальчик производил впечатление слабого и болезненного: маленький, худенький, очки в толстой оправе, руки и ноги – как спички.
Его почему-то стали расспрашивать, в отличие от Максима, к которому никто интереса не проявил.
– Ты как тут очутился-то? Откуда? – спросил Парамон.
Коля прошел на свое место, стал раскладывать вещи и тихо рассказывать:
– У меня родители погибли в автокатастрофе, а взять было некому, бабушка совсем старая и больная, не сможет за мной ухаживать.
– Понятно, фигня какая, – с притворным сочувствием вздохнул Парамон. – Ну ты располагайся, чувствуй себя как дома. Мы тебя не обидим.
Кто-то хихикнул, но Парамон так посмотрел на весельчака, что тот мгновенно замолчал.
– А что ты любишь? Небось книжки читать?
– Я много чего люблю… Ребята, я так рад! Я думал, что в детдоме все подонки, а вы вроде нормальные. – Коля снял очки, на глазах у него заблестели слезы, но он через силу улыбнулся.
– Ладно, ладно, ты не переживай! – Парамон хлопнул его по плечу. – У нас все будет замечательно, весело всем будет. Устраивайся пока.
Коля кивнул и продолжил устраиваться на новом месте.
– Коль, а у тебя девочки были? – спросил кто-то.
Тот удивленно посмотрел на спрашивающего, помедлил и сказал:
– Я не буду отвечать, это личное.
– А друзья?
– Были, конечно.
– Это хорошо, у нас очень ценится настоящая мужская дружба, – одобрил Парамон.
Тут открылась дверь, и какой-то юркий невысокий мальчик тенью скользнул в палату и закричал необычно высоким голосом:
– Шухер, пацанва, Мегера ходит по комнатам, отбой!
Максим поразился тому, насколько быстро все очутились на своих кроватях и притворились спящими. Свет погасили. Макс тоже положил голову на подушку, надеясь, что все на самом деле лягут спать. Через пару минут дверь отворилась, в проеме показалась взлохмаченная голова директрисы. Она осмотрела комнату, ничего не сказала и закрыла дверь. Вся палата напряженно вслушивалась в стук ее каблуков по коридору и, когда они стихли, взорвалась всевозможными звуками ликования.
– Колька, а ты знаешь, что такое настоящая дружба? – послышался приглушенный голос Парамона. – Самая настоящая?
