Богом. Перед судьями Жанна заявляла твердо и даже яростно, что всю правду о голосах она никому никогда не расскажет. «Даже если вы пригрозите отсечь мне голову, я все равно не скажу вам о моих святых больше, чем уже сказала, так как они сами запретили мне говорить о них с вами или с миром» [762] .
В том же году, в котором Жанна впервые услышала голоса, она дала обет сохранить девственность: «Первый раз, как я услышала голос, я пообещала сохранять свою девственность столько, сколько это угодно Богу. Тогда мне было около тринадцати лет» [763] . На девочку двенадцати-тринадцати лет смот- *». рели как на взрослую. Поэтому судьи не находили ее заявления странными.
Они лишь хотели узнать, кому она дала обет: «Ты говорила с Богом в тот момент, когда обещала сохранять девственность?» Жанна отвечала: «Мне было достаточно пообещать это тем, кто был послан мне Богом, то есть святой Екатерине и святой Маргарите» [764] .
Девственность означала безусловную принадлежность Богу. В то же время эти узы означали совершенную свободу. Жанне больше нечего было терять. Она всецело сосредоточилась на воле Того, Кто защищал ее от нее самой и от других.
Безоговорочное посвящение Жанны вызывало искреннее уважение. Поэтому для сомнений, колебаний и двусмысленности не было места. В течение месяцев, пока длился процесс над ней, Жанна показала себя как женщина,
которая, несмотря на свой юный возраст, излучала замечательную цельность. «Жанна была человеком великой силы духа. Такой она оставалась и в страданиях, в тюрьме, и перед лицом смерти; именно это придавало ее поведению деятельную силу, а ее личности — прозрачность»35. Ее девственность сообщала ей неразрушимую сущность. «Та трансформация личности, которой подверглась Жанна в первый раз, когда она услышала голос, реорганизовала ее жизнь, сосредоточив ее вокруг девственности ее души»36. Сознание того, что она безусловно принадлежит Богу, коснулось глубочайших слоев ее души. Это не являлось благочестивой замкнутостью в одиночестве: «Результатом ее трансформации не была нарциссическая поглощенность собой. Это было отдачей себя в служении справедливости. Она должна была бороться за справедливость, если хотела сохранить свою девственную душу»37. Эта девственность делала ее суверенной перед судьями. Перед главным судьей Кошоном она заявила: «Вы говорите, что вы — мой судья. Я не знаю, так ли это, однако позаботьтесь о том, чтобы не судить несправедливо, ибо, так поступая, вы бы подвергли себя великой опасности. Я предостерегаю вас, и если добрый наш Господь накажет вас, то я выполнила свой долг, сказав вам об этом»38.
Всегда, во всех обстоятельствах своей жизни, Жанна д’Арк полагалась на голос Божий: «1олос приходит от Бога, и я думаю, что не скажу вам всего, что знаю. Я больше боюсь не угодить голосам своей речью, нежели не угодить вам своим молчанием»39. Ее душа была всецело обращена к Богу; со стороны своих судей она ничего не боялась. Она принадлежала Богу: «Я пришла от Бога; здесь мне нечего искать. Отправьте меня обратно к Богу, от которого я пришла»40. Такова была мистическая суть ее жизни: она жила, исходя из Бога; она все получила от Бога, в том числе и то, что она слышала в голосах: «Я вверяю себя моему Судье, который есть Бог. Мои откровения — от Бога, без каких- либо посредников»41. Живя этой мистической связью с Богом, она молилась в своем несчастье:
О сладчайший Бог,
ради Твоего святого страдания
я прошу Тебя, если Ты меня любишь,
чтобы Ты открыл мне то,
что мне следует говорить
этим людям Церкви42.
R. Pemoud, La spiritualite deJeanne d’Arc, Paris, 1992, 38.
G. Tavard, The Spiritual Way of St. Jeanne d’Arc, Colledgeville (Minnesota), 1998, 47.
Ibid., 48.
P. Tisset, Pmcus de condemnations de Jeanne d’Arc I, Paris, 1960, 147–148.
M Ibid., 60.
Ibid., 56–57.
Ibid., 345.
Цит. no: R. Pemoud, ibid., 9.
Церковные люди (прелаты, каноники, аббаты, богословы, монахи) желали ее смерти. Но ее величайшей заботой было то, чтобы ее ответы были в согласии с голосом Бога. Также и теперь, в крайней ситуации, она просила Бога, чтобы ей говорить в соответствии с Его волей.
Тем временем божественный голос давал ей утешение и ободрение. Она, со своей стороны, препоручила себя Богу. Особенно трогательно звучит то, что она произнесла за несколько недель до своей смерти, будучи окружена людьми, желавшими ее крушения.
Святая Екатерина сказала мне, что я получу помощь. Я не знаю, случится ли это так, что я буду освобождена из тюрьмы, или так, что во время процесса произойдут какие-то беспорядки, благодаря которым я стану свободной. Я думаю, возможно и то, и другое. Чаще всего мои голоса говорят мне: «Принимай все; не тревожься о своем мученичестве. Через него ты наконец войдешь в царство Рая». И голоса говорят мне это просто и убедительно. Я называю это мученичеством из-за боли и враждебности, которые я испытываю в тюрьме. Я не знаю, придется ли мне пострадать еще больше. Но я вверяю себя Нашему Доброму Господу49.
Судья, оставшись равнодушен, продолжил свою линию допроса: «С тех пор, как твои голоса сказали тебе, что в конце ты пойдешь в рай, уверена ли ты в том, что ты спасена, а не осуждена попасть в ад?» Жанна ответила: «Я твердо верю в то, что мои голоса сказали мне, а именно что я буду спасена, так же твердо, как если бы это уже произошло». Судья заметил: «Это веский ответ». На что Жанна отвечала: «Поэтому и я считаю его большой ценностью» [765] .
Доротея Зёлле
Доротея Зёлле родилась в Кёльне в 1929 году. Она росла в либерально-буржуазной лютеранской семье, критически относившейся к набиравшему силу национал-социализму [766] . Духовную и материальную деморализацию 1945-го года она прочувствовала на себе. Вторая мировая война настроила ее критически по отношению к установленным властям в Германии. В 1954 году, после изучения богословия, она вышла замуж за художника Зёлле. У них было трое детей. В 1960 году совершенно неожиданно муж покинул ee4fi. Для нее это означало конец ее жизни. В то же самое время внутри нее забил новый источник.
В 1975 году, вспоминая свой развод 15 лет назад, она рассказывает в Die Hinreisrf1, как было разрушено все то, на чем основывалась ее жизнь. Ей потребовалось более трех лет, чтобы в какой-то степени избавиться от суицидальных фантазий.
Кажется, словно у меня была лишь одна надежда и лишь одно желание: умереть. Как раз в таком настроении, находясь в поездке в Бельгию, я зашла в какой-то, позднеготического стиля, храм. Теперь я понимаю, что «молитва» — это неточное слово. Я кричала. Я кричала о помощи, а единственным видом помощи, который я могла бы принять или пожелать, было бы то, чтобы ко мне вернулся мой муж или чтобы я умерла, и мои несчастья закончились бы. Там и тогда мне пришли на ум слова из Библии: «Довольно для тебя благодати Моей» [767] .
Она не имела ни малейшего понятия, что делать с этой фразой из послания апостола Павла*. Она ненавидела ее. Что такое «благодать», она не понимала. Но «Бог» сказал ей именно это и ничего другого. «После того, как я ушла из той церкви, я перестала молиться о том, чтобы муж вернулся ко мне, хотя еще долго молилась о смерти. Мало-помалу я начала принимать тот факт, что мой муж пошел другим — своим —
