Охотники за этюдником
Холодный северный ветер оголил деревья. Только кое-где еще сухо шуршат липы последними листьями. В сквере пустынно и неуютно. Не видно даже маленьких ребятишек. Занята всего одна скамейка. Три подростка сидят на ней и оживлённо спорят. Они в кургузых, надвинутых на самые уши кепках.
— Я вам говорю, что вы обормоты! — замечает один из сидящих на скамейке сиплым, простуженным голосом. — Надо было пристать к ней сразу на лестнице. Хапнуть ящик и ходу через подвал, как условились…
— «Условились»! — передразнивает второй. — Брось ты, Боцман, трепаться! Сказано тебе: помешали — и всё! Гасанка шел наверх… А потом этот, ну, как его… Минька, ты его знаешь, — обращается он к своему соседу, худенькому, прыщеватому мальчику.
— Буданцев с дружком, — подсказывает тот.
— Вот!.. Чего им понадобилось на лестнице, шут их знает! Ладно! В другой раз! Не уйдет!
— «В другой! Не уйдет»! — хмыкает с досадой мясистым носом Боцман и сплевывает на землю. — Вон она уже два раза ходила во Дворец пионеров, и все без ящика, с портфелем… Жди теперь… Минька, ты записывал, — по каким дням она ходит во Дворец пионеров?
— Это Котька записывал, а не я…
Котька зевает, лезет лениво в карман штанов и извлекает грязную бумажку и начатую пачку дешевых сигарет. Тотчас к ней протягиваются с двух сторон руки приятелей. Закуривают.
— «По средам и субботам…» — читает Котька.
— Ну вот, в субботу и возьмем! — говорит Боцман, морщась от дыма. — Может, с ящиком пойдет… Быть всем на месте к семи часам, как из ружья. И кончено!
— К семи она домой в субботу не приходит, — возражает Котька. — Известно уж…
— Ничего, подождем, — замечает Боцман. — Вернее дело будет.
Все трое курят частыми затяжками, деловито и торопливо.
— А я так думаю, что в ящике ничего нет, — говорит после паузы Минька. — Набрехали нам — и всё! Зря девчонку напугаем.
— Ох ты! — сипит Боцман. — Какой жалостливый!
— Балда ты! — сердито обижается Минька. — Ну, кому известно, что картина до сих пор лежит в ящике?
— Ду-у-урень! Чу-у-чело! — примирительно тянет Боцман. — Тебе же говорят, что ящик с двойным дном. Кто догадается, если не знать?! Ясно?
— А может, мазня какая, а не картина! — скептически замечает Минька. — И что за картина, когда вся-то она с гулькин нос! Ящик-то во… — расставляет он на полметра одну руку от другой.
Боцман вскакивает со скамейки и нетерпеливо затаптывает окурок.
— Чолдон ты малокультурный! — выкрикивает он сердито. — Да знаешь ли ты, кто рисовал эту картину?
— А кто рисовал? — спрашивает Минька.
— Знаменитый художник Куинджиев. За его картины пять тысяч дают, а есть такие, что и сто тысяч стоят.
— Куинджиева, — такого художника не знаю, — возражает Минька. — В школе проходили Репина, Сурикова, Шишкина, Айвазовского и еще этого, как его, который трех богатырей нарисовал…
— Васнецова, — подсказывает Котька.
— Вот, Васнецова! А Куинджиева не знаю.
— Был Куинджиев! — кипятится Боцман. — Наизнаменитейший художник. Котька, объясни ты этому дураку…
Котька зябко поводит плечами и зевает. У него апатичный вид невыспавшегося человека.
— Был такой художник, — говорит он. — Только не Куинджиев, а просто — Куинджи. Ученик Айвазовского. Я читал… В Русском музее висит.
— Во! В Русском музее! — удовлетворенно подхватывает Боцман. — Эх, братва, раздобудем картину Куинджи, продадим за пять тысчонок, а может и поболе, и айда летом на юг путешествовать!
— Трудно будет продать! — замечает Котька.
— Это еще почему? — спрашивает Боцман.
— А потому что начнут допрашивать: где взяли, да откуда…
— Ох, дурьи у вас головы! — смеется Боцман. — Найдем человека, который все чистенько обтяпает. Мы только свои денежки получим… Ого! Внимание!
Он вдруг неожиданно толкает локтями приятелей и кивком головы указывает на молодого человека, который появился из-за угла и идет теперь по тротуару вдоль сквера.
— Жорж! Смотри, братва, до чего шикарно одет!
Боцман готов уже окликнуть его, но Котька предостерегающе дергает за рукав:
— Только смотри, про наше дело — молчок! Жорке ни слова! Обведет нас!
— Это правда! — соглашается Боцман. — Жорж — хитрая лиса!
Но молодой человек заметил их сам.
— Алло, мальчики! Дышите озоном? Вы не замерзли, крошки?
У Жоржа всегда такая шутливая манера говорить. Не поймешь — по-нарочному это или нет. Шелковистые темные усики растянулись в тесемку по тонкой верхней губе, а нижняя выпятилась ковшичком.
— С пионерским приветом мальчики! Как оценка знаний и поведения? Никого не беспокоит?
Он снимает мягкую кожаную перчатку и поочередно за руку здоровается с приятелями.
Они с любопытством его разглядывают.
Стального цвета изящное габардиновое пальто. Сверкающие глянцем ботинки на толстом каучуке. Зеленая замшевая шляпа с витым шнурком. Кто знает, чем занимается Жорж с тех пор, как закрыли бильярд в Европейской гостинице. Он пропадал там с утра до ночи. Первоклассный игрок! Денежки у него водятся всегда.
— Айда со мной, миляги! — зовет Жорж. — Легкий променад, как говорят французы. Я расскажу вам восточную байку о том, как бедный дервиш стал счастливым и богатым. Впрочем… — он хитровато подмигивает, — вам еще не нужны деньжонки — вы маленькие. Или уже нужны, а?
— Нужны! Еще как! Мы хотим путешествовать, — говорит Боцман, стараясь подстроиться под шутливо-развязный тон Жоржа.
— Что я слышу, крошки! — удивляется Жорж, — Вы мечтаете стать юными туристами? Станция отправления — Ленинград. Станция назначения?..
— Черное море! — вырывается у Котьки.
— Ах, черт возьми! — качает головой Жорж. — Прекрасная идея! Грандиозный замысел! Феноменально! Прошу!
Он раскрывает роскошную, в серебре и целлофане, коробку дорогих папирос.
— Курите, мальчики! Не стесняйтесь! Я помогу вам осуществить вашу мечту. Можете считать, что плацкарты у вас в кармане!
Жорж виртуозно гонит по воздуху целую цепочку колец голубого дыма, потом мечтательно вздыхает:
— Ах, дети, дети — цветы жизни!
