(«Весны и осени»; и это — странно), «Цзо чжуань» («Комментарий Цзо [на „Чунь цю“]»), «Го юй» («Речи царств»), «Мэн-цзы», «Дао-Дэ цзин» («Канон Пути и Благодати»), «Чжуан-цзы», «Ле-цзы», «Люй ши чунь цю» («Весны и осени господина Люя»), «Янь-цзы чунь цю» («Весны и осени Янь-цзы»), «Шань хай цзин» («Книга гор и морей», и это еще более странно: уж где-где, а здесь-то хоть что-то про пицзеци могло бы быть. Увы! Ни строчки.), «Хань шу» («История [династии] Хань») и во всех прочих династийных историях, «Соу шэнь цзи» («Записки о поисках духов») и во всех прочих собраниях сяошо — вплоть до антологий «Тай-пин гуан цзи» («Обширное собрание годов под девизом правления Тай-пин»), «И-цзянь чжи» («Записи И-цзяня») Хун Мая (1123–1202), а также минских и цинских собраний; нет ни слова про пицзеци ни в одном поэтическом собрании, в буддийских и даосских канонических текстах, сочинениях Го Мо-жо, Мао Дуня и Ван Мина, а также в цитатнике Мао Цзе-дуна. Список можно продолжать, но мы, экономя время читателя, ограничимся приведенными выше примерами, из которых со всей очевидностью следует, сколь глубока лакуна наших знаний об этом звере. Подытоживая, можно с полной уверенностью сказать: о нем вообще нигде ничего нет.
a2
Если попытаться понять эти слова в смысле переносном, чисто духовном, мы можем интерпретировать пицзеци как фактор раскрепощения сознания, высвобождения его из телесной оболочки (сродни придуманным в Европе две-три тысячи лет спустя грубым, искусственным психоделическим химикалиям типа ЛСД), способствующий возникновению у человека трансперсональных состояний различного уровня. При переживании таких состояний, как известно, человек становится способен, в частности, провидеть отдельные аспекты будущего, а также спонтанно выходить в астрал.
a3
Таинственное животное, название которого можно перевести как «Ни на что не похож» (досл: «четырежды непохожий», «непохожий ни одно из четырех возможных»). Описания не сохранились. Сам термин периодически встречается в письменных памятниках без каких-либо объяснений‚ поэтому создается впечатление, что это животное хорошо было знакомо древним китайцам. Описания, например, курицы тоже ни в одном древнем источнике нет — ни в «Ши цзине», ни в «Дао-Дэ цзине», ни в прочих классических сочинениях. Если последняя аналогия покажется кому-то чрезмерно надуманной и профанной (с чем переводчики отчасти готовы согласиться), мы готовы воспользоваться иной. Она для нас тем более ценна, что как нельзя лучше подчеркивает издревле существовавшее, отнюдь не выдуманное Х. ван Зайчиком, а вполне реальное родство двух великих братских культур: китайской и русской. Итак: попробуйте найти где- нибудь в «Повести временных лет» или, скажем, в Ипатьевской летописи описание существ, известных как «ни рожи, ни кожи» или «ни рыба, ни мясо».
a4
Тоже достаточно спорный и противоречивый мифологический образ. В «Шань хай цзине» про него сказано, что когда куй ходил по морю, поднималась буря. Есть сведения, что легендарный Хуан-ди (Желтый Император) содрал с куя кожу и натянул ее на барабан, звук которого стал после этой операции слышен аж на пятьсот ли. Кстати, у этого быка рогов вовсе не было. Описание куя носит явно отрицательную окраску, что, несомненно, сближает его со зверем пицзеци.
a5
Иероглиф цзу допускает подобные варианты перевода с одинаковой степенью вероятности: он значит и «достаточно», и «нога». Последнее толкование фразы «Куй и цзу» принадлежит самому Конфуцию — мы узнаем об этом из «Ханьфэй-цзы», гл. «Вай чу шо», где приведена беседа между Конфуцием и луским князем Ай-гуном.
a6
Относительно локальных эпох Куй мнения как переводчиков, так и консультантов разделились в очередной раз. Спектр высказанных суждений был весьма широк. Э. Выхристюк‚ например‚ полагает‚ что локальных эпох Куй быть не может принципиально‚ и Учитель с самого начала вкладывал в этот термин всечеловеческий смысл. В. Рыбаков же‚ напротив‚ считает‚ что локальные эпохи Куй переживались и продолжают переживаться отдельными цивилизационными очагами довольно часто‚ даже регулярно‚ и обращает внимание на то‚ что само название подобной эпохи звучит по-русски как повелительное наклонение от глагола «ковать»‚ что при близком родстве русской и китайской культур не может быть случайным. Смысл же производного от «ковать» термина «перековка» или‚ тем более‚ «социальная перековка» для российского читателя в комментариях не нуждается. В. Рыбаков даже делает несколько экстравагантный вывод: везде‚ где одни люди начинают каким-либо образом (социально‚ психологически‚ экономически‚ биологически) перековывать других‚ наступает эпоха Куй; однако этот вывод представляется большинству коллектива недостаточно аргументированным.
