поинтересовался Грег; должно быть, ему казалось, что он обаятельно подшучивает, но Хайо был невысокого мнения о шутках, которые произносятся таким напряженным голосом и сопровождаются пристальным оценивающим взглядом. Никакая обаятельная улыбка не могла исправить впечатление.
Хайо только молча кивнул. Грег еще раз смерил его взглядом, постучал по краю стола кончиками пальцев. Движения были бы красивыми, если бы не отчетливая манерность, расчет на производимый на собеседников эффект. Грег напоминал актера-неудачника, который вместо того, чтобы играть на сцене, играет каждый эпизод своей жизни в надежде на восторг аудитории, состоящей из родни и приятелей. Смотритель привык к несколько другому — к естественной резкости жестов Киры, к мягкой обманчивой плавности Лаана, к скупой грации Тэри; там, где он проводил большую часть своего времени, никто не играл, все просто были собой. И сейчас ему все время нужно было напоминать себе, что он общается с людьми, стоящими на гораздо более низком уровне развития, с теми, кто, может быть, и никогда не станет равным ему. От подобных мыслей было грустно — Хайо никогда не нравилось делить людей на слабых и сильных, на интересных и скучных; но все же некоторые были одновременно скучными и слабыми.
Грега же ему было попросту жалко — отвлеченной скептической жалостью. Хайо не знал, что именно сделало его таким, но результат был печален — Грег был и умен, и наблюдателен, и обладал трезвым взглядом на многие вещи, но какой-то, может быть, врожденный, может быть, приобретенный давным- давно и ставший естественной частью характера недостаток делал его слабым. Ему не хватало смелости посмотреть в лицо самому себе, беспристрастно, без привычки оправдывать себя, оценить собственные поступки. Ладья жизни Грега плыла по воле волн, лавируя между потребностью заставлять всех вокруг прыгать вокруг себя и полным неумением строить устраивающие его самого отношения с окружающими. Ему всегда было проще поссориться, чем найти общий язык, надавить, нежели попытаться понять.
Все это Хайо примерно себе представлял и раньше, но, после третьего часа деловой беседы, плавно переросшей в сдержанную пьянку, почувствовал, что начинает тихо сходить с ума от компании. Все трое — и Рэни, и Сергей, и Грег — нуждались в помощи; это было видно невооруженным взглядом. Но Хайо не мог себе позволить работать психологом для обоих мужчин; ему нужна была только Рэни. И нужно было отвлечься, заглушить вполне естественное желание принести добро ближнему своему. Хотя бы потому, что никто из них не просил об этом добре, и если мнение Рэни, ее просьбы и желания Хайо волновали весьма мало — она нужна была ему, а точнее — Городу, целой, невредимой и более-менее психически здоровой, то как-то воздействовать на Сергея или Грега Смотритель был не вправе.
Пили много — Хайо радовался, что на него алкоголь действует раза в три слабее, чем на собутыльников, иначе ему уже давно захотелось бы спать. Но он старался не выдавать того, что почти трезв или пьян лишь слегка, чтобы не разрушать постепенно складывающуюся доверительную обстановку. Он наблюдал за всей троицей, особенно внимательно — за Грегом, но едва ли тот понимал, что блаженно улыбающийся и жмурящийся Хайо на самом деле прекрасно контролирует себя. Рэни практически спала сидя, оперев подбородок на кулаки, и только иногда смеялась, когда кто-нибудь рассказывал анекдот или байку. Потом она и вовсе перелегла на колени к Грегу, еще через час Грег попросил Сергея унести «сие безжизненное тело» в спальню, и они остались втроем, но следующая стопка водки Сергея доканала, и он отправился в гостиную над кафе.
— А ты ведь и не пьян почти, — с проницательностью, которая приходит примерно после литра водки, вдруг заявил Грег.
— Это как посмотреть.... — улыбнулся Хайо. — Я года три не пил столько.
— Типа трезвенник?
— Спортсмен.
— Я тоже был спортсменом. Гонщиком. И...
— И что?
— Разбился так, что едва собрали. Больше не пробовал. Хотя тянет иногда — смотрю, как другие гоняют, тоже хочу сесть. Но куда мне.... я человек женатый.
— Не понял связи.... — сымитировал недоумение Хайо.
— У тебя есть баба?
Хайо никогда не называл свою девушку «бабой» и словечко неприятно резануло ему слух, но сейчас было не место для филологических дискуссий, поэтому он, мысленно попросив у подруги прощения, кивнул.
— И что? Она бы тебя отпустила? На гонки?
— Меня нельзя отпустить или не отпустить. Меня можно попросить не делать того или иного. Исполню ли я просьбу — зависит от многих обстоятельств. Но — я свободный житель Города, а не собака на привязи, — медленно и четко сказал Хайо, в упор глядя в темно-серые, асфальтового оттенка, глаза Грега.
— А ты крутой.... — ухмыльнулся мужчина. — Или косишь под крутого?
— Тебе виднее.
— Проверим? — с пьяным азартом вскочил со стула Грег. — А? Или слабо?
— На слабо ведутся только слабаки, — пожал плечами Хайо. — Как проверять предлагаешь? И какая мне выгода с того, что я тебе что-то докажу?
— Я на тебя бесплатно работать буду. По рукам?
— Не годится. Ты же не один работаешь...
— Да кто его спрашивает-то? — кивнул на потолок Грег. — Таких тут тринадцать на дюжину...
— Все равно не годится. Только ты и я, так? Ну, давай, — Хайо тоже поднялся, скинул куртку на спинку стула. — Способ?
Грег, конечно, был пьян, но оценить пластику и рисунок мышц потенциального противника был вполне в состоянии. Поэтому рукопашную схватку предлагать не стал, прекрасно представляя себе результат. Но ему все-таки хотелось обломать Хайо, объяснить, кто здесь хозяин. Он уже проиграл по очкам, предложив испытание — тем, кого по определению считают слабее себя, не предлагают ничего подобного. Теперь нужно было выходить из ситуации, да не как-нибудь, а победителем.
— Хорошо, уговорил, — рисуясь, сказал Грег. — Если тебе это так уж надо.... Ножички покидаем. До трех очков. Идет?
— По-моему, все это было надо тебе. Или я что-то перепутал?
— Ладно, неважно. Согласен или как?
— Согласен, — широко улыбнулся Хайо. — Твой способ. Теперь условия. Мое таково: проигрываешь — никогда больше не поднимаешь руку на жену. Твое?
— Откуда ты.... — задохнулся от возмущения Грег. — Хорошо, мальчик. Проигрываешь — никогда не прикасаешься к ней даже пальцем. Даже если она будет тонуть у тебя на глазах. Идет?
— Идет, — кивнул Хайо. — Я сказал, ты услышал.
— Я сказал, ты услышал. Кто начнет?
— Ты.
— Хорошо...
Хайо завел руку за спину, под куртку, ожидая, пока в ладонь ляжет подходящий клинок. Не стоило демонстрировать Грегу извлечение предметов из ничего; пусть думает, что нож засунут сзади за ремень. Выбранная человеком форма состязания казалась нелепой. Пьяный в стельку Грег имел все шансы попасть ножом себе в пятку, и очень мало шансов попасть в мишень. А мишень он выбрал сам, должно быть, окончательно спятил. Ровно в этот час проявило себя во всей красе разрушительное действие алкоголя на мозг.
Крошечное, с воробьиный глаз, еле различимое пятно на деревянной панели за барной стойкой. Из-за горлышек бутылок его едва видно, а сбивший бутылку очка не получает, даже если попадет в мишень.
Хайо даже усомнился, получится ли у него этот фокус; а нужно было выиграть, на карту поставлено слишком много, и нельзя промахнуться. Грег все-таки ухитрился втянуть его в свои идиотские игры. Мастер, ничего не скажешь. Просто гений дурацких поступков.
Смотритель получил три очка из трех, Грег — два. Он был на грани от ничьей, но в последнем броске нож воткнулся в дерево недостаточно глубоко, упал и сбил бутылку. В воздухе резко и противно запахло можжевельником.
— А ведь я тебя почти сделал, а? — Грег присел на край стула, потер средним и указательным
