Война кланов. «Черный фронт» против НСДАП

принадлежал перу Бодо Узе. Что подтверждает весьма характерное для него смешение радикальных социалистических воззрений, расовой нетерпимости и склонности к терроризму.

Бодо Узе и Бруно фон Заломон, которые в то время были неразлучными друзьями, являлись приверженцами самых крайних мер в сфере экономики, по сути, представляя основные идеи левых национал-социалистов. Наряду с характерными для левых национал-социалистов заявлениями о союзе с СССР и о необходимости освободительной борьбы их тексты отличало исключительно расистское содержание. Но и сам Отто Штрассер не был чужд антисемитизма и расизма. В этом вопросе их пропаганда была всего лишь разновидностью гитлеровской агитации, отличаясь от оной только взглядом на внешнюю политику и методами осуществления социальных мероприятий. «Фёлькише»-компонент был важной составляющей частью программы левых национал-социалистов. Штрассер и его сторонники должны были адаптировать свою агитацию к сельскому менталитету. Только в таком случае они могли оказывать какое-то влияние на крестьянское движение. Именно по этой причине тезисы революционного национал- социализма оказались связанными с расистскими идеями, которых придерживались не только многочисленные члены «Ландсфолька», но даже умеренные сторонники Хамкенса. Не стоит забывать, что «Ландсфольк» поддерживали такие группы, как «Танненберг» и «Вервольф», для коих антисемитизм был само собой разумеющимся явлением. Расистские идеи «Ландсфолька» были развиты Кенстлером в собственном журнале «Кровь и почва». Так что антисемитские заявления левых национал-социалистов диктовались необходимостью подстроиться под образ мышления крестьянских радикалов. В надежде перетянуть на свою сторону Августа Георга Кенстлера Штрассер в период с марта по июль 1930 года опубликовал в «Национал-социалистических письмах» три статьи, которые не имели ничего общего с радикальными социалистическими воззрениями членов его группы.

Штрассер заявлял, что этими публикациями он хотел «навести мосты между крестьянами и рабочими». Кенстлер, по его словам, был истинным представителем «Ландсфолька», а потому его работы могли поспособствовать взаимопониманию между этими двумя социальными группами, чей союз должен был стать залогом успеха Национальной революции.

В мае 1930 года Бодо Узе одновременно вел переговоры с Графом Ревентловом, Карлом Петелем, Эрнстом Никишем, Эрнстом Юнгером и обоими братьями Штрассер. В ходе этих бесед была подготовлена новая крестьянская программа. Было решено также создать Революционный фронт, к которому бы примкнули национал-революционеры, левые национал-социалисты и крестьянские группы. 3 июня 1930 года НСДАП вместе со своими сторонниками покинул д-р Грантц. Он и еще несколько десятков людей создают в Альберсдорфе «Рабочее сообщество», цель которого — исправление национал- социалистического движения. Призыв Грантца положил конец надеждам Узе создать широкий революционный фронт. Но этот шаг позволил Штрассеру закрепиться в Шлезвиг-Гольштейне, со временем к его организации здесь примкнули около 800 человек, в основном сторонники Грантца. Когда грянул раскол НСДАП, вызванный Отто Штрассером, руководство гитлеровской партии сразу же поняло, какую опасность представляют подрывающие единство оппозиционные элементы. 11 июля, после проведения в Шлезвиг- Гольштейне штрассеровской крестьянской демонстрации, в Бухрукера и Грантца неизвестные кинули бомбу. От взрыва пострадало несколько человек.

В июле 1930 года в Шлезвиг-Гольштейне нацисты сорвали все мероприятия Штрассера, ориентированные на крестьянство. Дело дошло до того, что во время визита в Альберсдорф 13 сентября 1930 года Штрассер вынужден был взять многочисленную охрану. Но и в этот раз мероприятие оказалось сорванным, запуганные местные жители просто побоялись приходить на него. На митинге выступающих оказалось куда больше, чем слушателей.

16 июля 1930 года из НСДАП был исключен Бодо Узе. Местная национал-социалистическая пресса вновь оказалась под контролем мюнхенского руководства. В ней тут же началась клеветническая кампания против «большевиков из „Ландсфолька“». Тогда же Хамкенс предпочел дистанцироваться от группы Штрассера, впрочем, это не помешало ему направить в октябре того же года своих представителей на расширенное заседание правления «Боевого содружества революционных национал-социалистов». Летом 1930 года штрассерианцам удалось создать свои группы только в крупных шлезвиг-гольштейнских городах: Любеке, Киле, Гамбурге. К ним примыкало несколько крестьянских групп, руководимых Грантцом. Несмотря на определенный успех, который ожидал Штрассера в начале раскола, 1930 год заканчивался для него в Шлезвиг-Гольштейне полнейшей катастрофой.

После того как в июле 1931 года влияние штрассерианцев в сельских районах было окончательно подорвано, их лидер предпринял попытку изменить свою агитацию в среде крестьянства и сделать акцент на другие моменты. Арест Клауса Хайма и длительный процесс над ним были использованы почти всеми национал-революционными организациями. Штрассер не остался в стороне, он тоже всячески пытался представить Хайма как символическую фигуру, защитника всех обиженных, угнетенных и обездоленных. Именно из таких людей состояло почти все крестьянское население Германии. Воодушевленный первыми успехами в августе 1930 года Штрассер фактически передал руководство «Национал-социалистическими письмами» тем людям, которые, по его мнению, могли успешно внедрить в крестьянскую среду идеологию революционного национал-социализма. Это были Бодо Узе, Бруно фон Заломон, Христиан Клее. В своей статье «Крестьянский удар» Бруно фон Заломон провозглашал Клауса Хайма воплощением самого духа крестьянства. «Если под политикой подразумевать поверхностные понятия, то можно согласиться с установками, что „Ландсфольк“ не является ни организацией, ни партией, что крестьянство само по себе аполитично. Но это если подразумевать под политикой переговоры и махинации, продиктованные торгашеским духом. Те же, кто выбрал средством политической борьбы бомбу, вовсе не запутавшиеся идеалисты и не фанатики. Они просто полагали, что камни взорванных административных зданий не являются политической достопримечательностью. Но они знали, что таким примитивным способом можно выразить свое отношение к будущему страны. Отношение, ясно и однозначно высказанное в адрес духа партий. Еще не вся Германия сломлена! „Ландсфольк“ — это дух крестьянства, который говорит устами таких людей, как Клаус Хайм».

В 1930–1931 годах Бруно фон Заломон, как и Отто Штрассер, был уверен, что правительственные репрессии только усилят решительность членов «Ландсфолька» и те станут еще более ожесточенно сражаться против универсального врага — государства, системы.

«Члены „Ландсфолька“ все больше приходят к осознанию, что вся управленческая верхушка государства являлась не чем иным, как враждебными представителями всемирной капиталистической системы». В том же номере «Национал-социалистических писем» Бодо Узе подробно рассматривал действия государства против Клауса Хайма на знаменитом «процессе бомбистов». Он живописал попытки юстиции придать этому делу уголовный, а не политический характер, а также тщетные усилив избежать общественного резонанса. Узе подчеркивал, что Хайм решительно отказался быть первым в шлезвиг-гольштейнском списке НСДАП на выборах в рейхстаг. Автор видел в этом логичный шаг человека, который всей душой ненавидел систему. Узе восторженно превращал Хайма в революционного мученика, которому суждено стать не просто символической фигурой, а лидером всего немецкого революционного движения. «Действия крестьянина Хайма пошли дальше. Система не смогла заставить замолчать его. Напротив, он сказал свое жесткое и непреклонное „нет“, принеся себя в жертву и потеряв свободу. НСДАП предложила ему возглавить местный избирательный список. Но лучше тюрьма, чем продажный рейхстаг. Тот, кто жаждет быть свободным, не должен попадаться в сети системы — он должен бороться». Это издание «Национал-социалистческих писем» было полностью посвящено борьбе крестьян за свои права.

Растущая безработица в городах и неутихающее недовольство широких крестьянских кругов приводили национал-революционных интеллектуалов к убежденности, что демократическое государство стояло на грани краха. Гражданская война должна была вызвать в стране долгожданный социальный апокалипсис: «Национальная Германия и на деле должна быть революционной. Вести борьбу до победного конца. Но теперь требуются иные средства борьбы, нежели те, которые уже применялись. Пока власть не у нас в руках. Чтобы ее добиться, мы должны использовать те средства, к которым прибегают все революционные движения». Для фон Заломона, отвергавшего избирательную систему, речь шла о том, чтобы собрать воедино всех активных борцов из различных политических лагерей. Они должны были поставить государство в безвыходное положение своим саботажем, террором, активным и пассивным сопротивлением. Система должна со всей жестокостью обрушиться на смельчаков, что и