или почему они действуют, я не представлял. Однако, не проработав в России и нескольких недель, я столкнулся с неоспоримым доказательством сознательного и злонамеренного вредительства.
Однажды, в 1928 году, я отправился на электростанцию Кочкарского золотого рудника. Случайно, проходя мимо, я положил руку на один из главных подшипников большого дизельного двигателя, и почувствовал, что в масле песчинки. Я немедленно распорядился остановить двигатель, и мы обнаружили в масляном резервуаре не меньше литра кварцевого песка, который не мог туда попасть случайно. На новых обогатительных фабриках Кочкаря в отдельных случаях мы находили песок внутри редукторов скорости и другого полностью закрытого оборудования, так что внутрь можно попасть, только сняв защитный кожух.
Такой промышленный саботаж по мелочи до сих пор свойствен всем отраслям советской промышленности, и русские инженеры мало что могут сделать, а моему беспокойству, когда я впервые с ним столкнулся, они просто удивлялись. Он так часто встречается, что полиции пришлось создать целую армию профессиональных и бесплатных шпионов, чтобы сократить его. Собственно, на советских предприятиях так много людей следит, чтобы рабочие вели себя соответственно, что, подозреваю, следящих больше чем работающих.
Меня спрашивали, почему саботаж подобного рода распространен в Советской России, и так редко встречается в других странах? Что, у русских особая склонность к промышленному вредительству?
Люди, задающие подобные вопросы, очевидно, не представляют, что власти в России и вели, и ведут до сих пор целый ряд явных или неявных гражданских войн. Поначалу они сражались со старой аристократией, банкирами, землевладельцами, коммерсантами царского режима, и лишили их собственности. Я описал, как позднее они боролись с мелкими независимыми фермерами, мелкими розничными торговцами и кочевыми скотоводами в Азии, и лишили их владений.
Конечно, коммунисты говорили, что все делается для их собственного блага. Но многие из этих людей так не думали, и остались заклятыми врагами коммунистов и их идей, даже после того, как стали работать в государственной промышленности. Из этих групп пришло значительное количество недовольных, которые так сильно не любили коммунистов, что охотно повредили бы все, что смогли, на их предприятиях.
По этой причине полиция вела досье на каждого промышленного рабочего, и отслеживала их биографии до времени революции, насколько могла. Тот, кто принадлежал к одной из групп, лишенных собственности, получал пометку о неблагонадежности, и находился под пристальным наблюдением. Когда происходит что-нибудь серьезное, например, пожар или обрушение в шахте, полиция первым делом хватает этих людей. А в случае любого крупного политического преступления, такого, как убийство Кирова, облавы происходят в национальном масштабе.
Однако полиция, назначенная на советские промышленные предприятия, не ограничивается только наблюдением за потенциальными вредителями. Я знаю по собственным наблюдениям, что она организует и сеть тайных агентов среди рабочих. Факт остается фактом: любой смутьян среди рабочих, тот, кто много ворчит или пытается критиковать правительство, нередко пропадает без всякого шума. Полиция проводит такие операции со знанием дела и редко поднимает шум. Я не имею в виду, что с этими рабочими плохо обращаются; вероятно, их просто отправляют на отдаленные предприятия, вероятно, находящиеся под управлением самой полиции.
Американцам трудно понять, какую роль играет федеральная полиция при советской системе. У нас в стране федеральная полиция занята почти исключительно поиском преступников, и только совершивших старомодные преступления, с которыми мы все знакомы. Власти в России создали множество новых типов преступников, чтобы охватить практически всех мужчин и женщин, которые осмелятся противостоять любой политике, принятой правительством. Полномочия полиции были сильно увеличены, чтобы бороться с этими многочисленными новыми разновидностями преступников.
Я уже приводил в пример новые типы преступников в России: кулаки и прочие, противостоящие коллективизации и получившие несколько лет принудительного труда под полицейским надзором. Другой обширный новый класс преступников известен как «спекулянты». Например, жена рабочего выстоит в очереди в государственном мануфактурном магазине и купит двенадцать метров ткани — это предельное количество, которое магазин продает за один раз. Она будет стоять в очереди несколько раз, каждый раз по много часов, и в конце концов получит пятьдесят или сто метров ткани. Если она ткань продаст и получит хоть какую-то выгоду за свои мучения, она считается спекулянткой. Советские газеты часто сообщают о тюремных сроках, иногда до максимального в десять лет, для женщин, которые купили товары в государственных магазинах и продали с очень малой, по нашим понятиям, прибылью, если принять во внимание затраты труда.
Советская полиция также занята отысканием различных интеллектуальных преступников, как еретиков во время религиозных преследований в средние века. Если какой-нибудь советский гражданин осмелится сказать, даже в небольшой знакомой компании, что он против коммунизма, на него, разумеется, донесут в полицию, и его арестуют как «врага народа». Но теперь все еще изощренней, чем раньше; если какой- нибудь коммунист выражает мнение, которое в глазах правящей группы считается неортодоксальным, его передают в полицию для суда.
Отслеживать всех преступников, старого и нового типа, — большая работа и требует многочисленной полиции. Но перед советской полицией стоят еще и конструктивные задачи, как я уже намекнул. Поскольку она отвечает за всех мужчин и женщин, направленных на принудительные работы, и поскольку десятки тысяч людей были приговорены к ним, полиция управляет некоторыми из самых крупных строительных проектов и промышленных предприятий России. Они построили балтийско-беломорский канал и канал Москва-Волга, две тысячи двести миль транссибирской магистрали, используя для этой цели армию, по меньшей мере, из ста тысяч заключенных, которые работали не переставая три суровых сибирских зимы. Полиция также занимается строительством дорог в России, особенно крупных новых стратегических шоссе. Им разрешается привлекать крестьянский труд, не только труд заключенных.
Все российские железные дороги и границы охраняются федеральной полицией в форме. Они охраняют всех главных лиц в государстве и все публичные здания. Желая пройти внутрь такого здания, вы должны иметь на руках разрешение от офицера полиции, отвечающего за охрану здания, и на этом разрешении должна стоять подпись того лица, которого вы посетили внутри, иначе полицейская охрана вас не выпустит. Полиция охраняет фабрики и рудники примерно таким же образом, независимо от того, имеет объект военное назначение или нет.
Федеральная полиция была меньше заметна, когда мы прибыли в Россию в 1928 году, по сравнению с тем, когда мы уезжали в 1937. Мне кажется, что их функции росли, будто снежный ком. Что до их количества, оно увеличивалось и сокращалось в соответствии с политической атмосферой. После невероятной активности во время убийства Кирова был период сравнительного затишья в 1935 году и начале 1936. Затем, с обнаружением «вредительского» заговора среди высокопоставленных коммунистов в 1936 году и снятия начальника полиции, Генриха Ягоды, активность федеральной полиции стала более лихорадочной, чем когда-либо раньше, по моему опыту, и находилась на пике, когда я уезжал.
В том, что касается промышленности, однако, федеральная полиция не снижала активности в течение всего периода моего пребывания в России. Они считаются частично ответственными за то, что неладно в индустрии, — а многое, конечно, разлаживается в стране, где крупномасштабное современное производство вводится в строй впервые, работают необученные крестьяне, и руководят часто неопытные инженеры и управляющие.
Мне, как американцу, кажется, что федеральная полиция слишком глубоко задействована в советской промышленности. Полицейский ум, естественно, отличается подозрительностью и находит предумышленные преступления там, где их нет. Советские рабочие и служащие часто настолько «зеленые» в промышленности, что поистине надо быть умным человеком, чтобы разобраться, где вредительство, а где простое невежество. В советской индустрии хватает настоящего вредительства, знаю по собственному опыту.
Но знаю также, что полицейские агенты, как профессионалы, так и любители, стремятся отличиться. И вот они сообщают о любом пустячном промахе в каждой незначительной отрасли промышленности как о саботаже, и управляющие с рабочими погружаются в суматоху из-за одного полицейского расследования после другого, особенно в периоды политической напряженности.
Советские власти, с их раздутым полицейским аппаратом, кажется, попали в заколдованный круг. Чем
