возбранению на уповающих на себя? — написали святые отцы. Кто ты? Ангел ли? Или камень, который: не чувствовал желаний общего естества и усиловании его? О! как и сколь неудобно, или и совсем невозможно, если прийти в такую меру, нее же ради избрали отшельство сидения в безмолвии, живя же в таком месте! Если Арсений Великий говорит: что тростник шумящий от ветра смущает во внимании сидящих, то как, такие вины к смущению сердца и подвижению страстей близ себя в окружении видя беспрестанно, быть возможно в мирствовании совестном и душевном устроении, и плод спасения произнести? это дело единых только бесстрастных и совершенство уже достигших, как Апостолы и прочие великие Святители, и блаженные, юродственную жизнь проводившие, которые во всех таких обращениях пребывают без вреда благодатью Христовою. А немощным всем единогласно отцы святые вопиют: что охранение лучше дел, т.е. бежать от всего наносящего помущение совести. И святые столько в сем себя наблюдали, что и на безбрадного (безбратного) брата взор в тщету себе вменяли, и за самое то внимание умное всякое рукоделие оставляли, как один отец нам об этом возгласил, что написал святой Исаак в слове 1 (12): 'Дивлюсь, слыша, что некоторые в келиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться'. Изрек же достойное удивления слово: 'По правде сказать, если выхожу за водою, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке оного и встречаю препятствие к усовершению своего рассудка'. Видишь, отче: если столько великие отцы как столпы бедствуют от малейших и таких ничтожных вин, то что не постраждем я и подобный мне, живя близ мира? Прости мне, не мое было дело это твоей святости писать, т.к. всем известно, что ты благодатью Христовою храним, и превыше всех ловлений вражиих пребываешь; но побежден будучи чрезмерною моею к тебе любовью истинною, ее же одной на память движет внутренность мою. Того ради забыл свое окаянство и должность свою молчать, т.к. сильным желанием есть объят видеть близ себя тебя живущего. Если чрез то тебе и нам и иметь быть в некоторое и на некоторое время пресечение безмолвия, посещением друг друга, но любовь все во благое совершит: и Сам Господь Бог утвердил и повелел всячески любящим истинною друг от друга в неразлучении быть, говорит бо Святейшими Своими устами с обещанием: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18,20). А где Он, Отец наш Небесный и Создатель, там и Царство Небесное. А посему и должно мне более радение иметь, и всячески стараться вместе с рабами Его сожительствовать, как и ты, нежели печься своечинно о Царствии Небесном. И если бы оное я и получил, и был бы в нем, но без Христа и не имея в себе Христа, воистину и на небеси не имела бы упокоения душа без Него; как и царь Давид вопиет: «Кто мне на небе?» (Пс.72,25). А Господь наш и Бог воистину, по свидетельству св. Стефана, не в рукотворенных храмах живет. Ибо небо Ему престол, земля же подножие. И как все Святое Писание изъясняет, что Бог живет и обитает и почивает на Херувимах и Серафимах, и в рабах Его, которые заповеди Его соблюдают, как явствует в Евангелии Святом: я и Отец Мой «придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.14,23). Также являет Дионисий святой, что и почивает Дух Божий на них, и сего-то ради страшусь я один уединенное опозорить жительство, т.к. еще за смрад дел моих злых, не имеет места во мне Христос, и живя один, а не с вами, рабами Его, буду всегда без Христа; а ежели удостоен буду жить с вами, то будет и близ меня, как в вас Он (Христос) жительствует, и может вы своими молитвами умолите Христа Господа, который бы возблаговолил и в меня вселиться. И когда же явит сии Его и на мне недостойном милость, тогда, может, и оставлю вас телесно, но не духом и любовью моею: «любовь никогда не перестает» (1Кор.13,8). Потому что и раб истинный, если и отпущен будет от господина своего, но всегда признает его за господина своего. Так и я к вам есть: т.к., если что и дает мне Господь Бог, и что я ныне не имею, или иметь буду, то всячески вас ради сие все будет; а потому и есть вы мои истовые господа, и за помощью Божиею не имею вас оставить духом моим и любовью никогда. Прошу воистину со слезами и болезнью сердца, не оставит меня одного без вас. Если же уже невозможно мне будете вместе с вами быть, и я за недостоинство мое лишен буду вашего сожительства, то всячески, ног ваших касаясь, прошу, не оставить меня в молитвах своих ко Господу Богу, да помилуете меня вас ради. Известно же тебе будет, возлюбленный мой отче, что я это все писание к тебе написал не того ради, чтобы непременно к себе переманить, не будет сего, но более если поистине в добром и в удобном к безмолвию, и спасению на созидание обитавши месте, или знаешь где и можешь найти такое место в тех (где живешь) местах, то всячески, мнится нам, надобно держаться его. И я многогрешный, и отец мой Василиск радостью великою радуемся и желаем и молим Бога, да сохранит Он вас Своим покровительством до скончания жизни в таком спасительном месте. Ибо не смею в равности иметь внутреннего пустынного жития и пребывания совершенного, которое в уподоблении распятию на Кресте от святых отцов применено, с нашим коневским отшельствием в равности поставить, если и здесь весьма удобно к безмолвии и спасении, как выше изъявил.
Но много больше, уповаю: во успеяние приводить внутреннюю пустыню, так как в ней нет уже ни какого утешения, которое имеется в мире сем, чем бы возмогла душа суетным заняться. Так как рукоделие излишнее непотребно, риз тоже, пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем, никто не посетит, не имеешь трапез соутешающихся и утешающих брашен, разве одного твоего ученика (и странника) и сурового постного насыщения; ужас от бесов, скука и тоска от уединения всегдашнего и неисходного, страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гадов уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, приболезненная хижина, ничего же в себе не имущая разве малых книг, в них же всю свою отраду имеешь и утешение. О друзьях своих жительстве не слышит. О родственниках здравии не знает. О любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым стал мир ему, и он миру. Нет о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отметая от Бога, но присно вся мысль, ум, память и все чувство, и весь человек в Боге бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение Премудрости, Величества, и Промысла Его, который в творении Его. И как две книги имеет пред собою развернутые во всегдашнее время, — небо и землю, — смотря в них и удивлялся, коль велик и премудр есть Бог наш. К Нему же Единому и вопиет, печалуя день и нощь, и прося припадает, да укрепит и сохранит его до конца жизни в таком жительств, которое приял выше сил своих Его ради.
И так от неисходного пребывания, и нищеты, и совершенного от всех и всего удаления, уповаю, что дарует Господь такому дар слез, который как обручение некое будущее веселие и спасение души иметь будет. Сих то ради вин, о любителю пустынный! отец мой Досифей! Ей, поистине ей, сей бы час и сию минуту, если бы Господь даровал, и помог и открыл бы на то путь, ни мало бы не рассуждая и колеблясь, спешно бы исшел из мнимого моего теперешнего безмолвия, так как воистину есть ожесточен и окаменен, и еще нечувствен. А таким внутренним пустынным пребыванием может бы и пришел во страх Божий и в чувство о своей погибели. Если ли же бы и там за ожесточенной мой нрав пребыл ожесточенным, то мне мнится, все уже равно погибать, как в сем теперешнем уже продолженном безмолвии, и доселе ни мало во успеяние не пришедшим, а нагоршее более, или во внутренней пустыни, которой я еще не сподобился вкусить и испытать; а там может Господь помилует и поможет как не имеющему уже ни откуда помощи себе, кроме Создателя. Еще же, как я и выше помянул, и вины ради, приводящих в чувство покаяния. А если уже я, больше камня ожесточенный, и там не принесу плодов достойных покаянию и милости Божией не достигну, то хотя пустыни ради не имея чувственных вин, ко греху приводящих меня скоропадательного, возмогу избежать того помощью Божиею. Ибо, мнится мне, лучше устраниться со смирением и быть кроме добрых дел, жительствуя во внутренней пустыни, удаления ради от вин, приводящих к грехопадению, не приявши еще силы и бесстрастия, нежели искать великого спасения и жить среди вин, как волн, ко греху мещущих, и не имея еще такой благодати и силы, которой бы стать против греха и побеждать всегдашнее того насилование страстное, а чрез то побеждаться и чувствовать уязвление совести в прогневании Бога, как о сем полезнейше наставляет святой Исаак в слове 56-м: «Мнози силы совершиша...», и прочее. И в 69 -м: «О, коль зло видение», и беседа того же в 22-м и еще в словах 13 и 14. Чти там. Сим же моим во внутреннюю пустыню отшествием являю Господеви моему истинное желание спастись. Так как что возможно от меня быть, то при Его помощи усердно исполнить стараюсь. И делом учиних пред Ним, т.е., прежде из мира изошел в монастырь для убежания греховных падений, а потом из монастыря вступил в отшельство, а из отшельства во внутреннюю пустыню. Поскольку же чистоту стяжать в молитве, и что бы ум не парил на суетное, и слезы в молитве иметь, и любовь к Нему, то без делания заповедей Его в это прийти невозможно, как являет св. Исаак, разве особенный и смотрительный на то будет дар Божий. Равно и поститься во всяком изобилии трудно, а с насыщенным чревом бдение продолжить невместимо, а без бдения от ума помрачение отгнать неудобно, без светлости же умной не зрится молитвы усердной и
