которого любят, и даже уважают, и который может отвесить при случае шлепок-другой, ничего при этом не теряя. Но он должен заслужить свое право шлепать, если собирается это делать — тем, что находится рядом и не принимает сторону ребенка против матери. Поначалу вам может не понравиться идея воплощения «нет», но, возможно, вы поймете, что я имею в виду, если я напомню, что маленькие дети любят, когда им говорят «нет». Они не хотят играть только мягкими игрушками. Им нравятся камни, палки и жесткий пол; нравится, когда им говорят, что пора слезать, не меньше, чем сидеть на руках.
[1960]
Ревность
Что вы думаете о ревности? Хорошо это или плохо? Нормально или ненормально? Было бы полезно, слушая беседу матерей, держать в уме все эти вопросы, когда будет описываться какое-то проявление ревности. Является ли оно тем, чего следует ожидать, или что-то где-то неправильно? Думаю, ответ будет сложным, но нет смысла делать его сложнее, чем это необходимо, поэтому мы сначала поговорим о тех событиях, которые происходят в каждом доме. Я не побоюсь сказать заранее, что, по моему мнению, ревность — нормальное и здоровое явление. Ревность возникает оттого, что дети любят. Если они не способны к любви, то не проявляют и ревности. Впоследствии мы рассмотрим и менее здоровые аспекты ревности, в особенности скрытого характера. Я думаю, вы увидите, что в расказанных этими мамами историях ревность обычно приходит к естественному концу, хотя и может вновь возникать и опять пропадать. В конце концов здоровые дети становятся способными сказать, что ревнуют, и это дает им возможность обсудить, почему; это может немного помочь преодолению ревности. Я думаю, главное, что можно увидеть в ревности — она представляет собой достижение в развитии младенца, указывая на способность любить.
Дальнейшие достижения приносят ребенку способность переносить свою ревность. Первые зерна ревности образуются обычно вокруг рождения нового малыша, но хорошо известно, что ревности не избежать и при наличии в семье всего одного ребенка. Все, что отнимает у матери время, может вызывать ревность так же, как и новый младенец. Я действительно считаю детей, столкнувшихся с ревностью и поладивших с ней, богаче в части личностного опыта. Это мое мнение, а теперь я предлагаю послушать некоторых матерей, отвечающих на вопросы и разговаривающих о ревности.
МАМЫ:
— Миссис С., у вас, как я знаю, восемь детей. Случалось ли, что они ревновали друг к другу?
— Двое или трое из них — да… Первому ребенку было пятнадцать месяцев, когда родился второй. Я кормила младенца, ему было около трех недель, а первый гладил его по голове и говорил «ба-ба», и так нежно… Я спросила: «Да, разве он не чудо?» — и в следующую минуту тон изменился, выражение изменилось… Он стукнул крошку по голове и снова сказал «ба-ба»… И я начала понимать, что он не испытывает особого счастья от появления братика. А через неделю после этого я надевала шляпу, чтобы выйти на улицу, случайно взглянула в окно и увидела, что младенца вот-вот выбросят из коляски на дорожку. Но я тут же все поменяла: посадила старшего на его старое место, а крошку с другой стороны… И так же поступала со всеми ними… И конфликтов в коляске никогда не возникало. Они не любят, когда их выгоняют с их места. А тот ребенок — первый — устраивал сцены, ужасно кричал и топал ногами, я думаю, из-за крошки.
— Он все еще ревнует?
— Вовсе нет. Он начисто избавился от этого. Он у нас старший и очень гордится остальными, но когда-то это было.
— Миссис Л., а что происходило с вашими тремя?
— Ну, старшему было два года, когда родился брат, и три с половиной, когда родилась сестра. Он был спокойным, счастливым ребенком… А когда впервые увидел брата, то просто не обратил никакого внимания. Мы пытались подготовить его к этому событию; но он просто не понимал.
— Конечно, я полагаю, он был слишком мал.
— Слишком мал, чтобы понять. Его безразличие длилось неделю или две, а потом он вдруг увидел младенца в коляске… А сам он не сидел там уже несколько месяцев, потому что стал уже слишком большим… И все же он горько заплакал.
— А сколько тогда было крошке?
— Около трех или четырех недель, а старший горько плакал… Я думаю, с этого все и началось. И после этого всегда, когда младенца переодевали, он тоже мгновенно становился мокрым или пачкался… И исправился он очень нескоро… Это произошло только тогда, когда он стал старше и начал понимать.
— Что случилось, когда родилась сестра?
— Он всегда относился к ней с большой любовью и нежностью, и второй мальчик тоже.
— А больше не было никаких неприятностей ни с чьей стороны?
— Нет… Но позже, когда брат научился сидеть и реагировать, старший стал агрессивен.
— Вы считали, что это было знаком ревности, или нет?
— О да, безусловно. Однажды я застала его при попытке задушить брата в коляске… И он относился к нему с совершенным презрением. И я боюсь, что мстила иногда за младенца, потому что просто не могла этого вынести. Но не думаю, что это было правильно. Это совершенно не улучшило положения дел.
Дональд Вудс Винникотт:
Все это кажется мне повседневными семейными делами. Я напомню вам возраст этих детей, так как возраст определяет очень многое. Ребенку, который во время кормления гладил брата по голове, а затем попытался выбросить его на дорогу, было пятнадцать месяцев, когда родился младенец. А потом был двухлетний ребенок, который поначалу казался индифферентным. Ему говорили, чего следует ожидать, но, возможно, он был не способен понять. Через три недели после рождения брата, увидев того в коляске, в которой раньше сидел сам, он горько заплакал. Он, при доброжелательном отношении матери, преодолел это. Но позже, когда брат стал садиться и реагировать на окружающее, он стал агрессивным и презрительным, а однажды попытался задушить младенца в коляске. Только к четырем годам он сменил свое отношение на более дружелюбное. Ни он, ни брат никогда не проявляли ревности к сестре.
Вот еще фрагмент беседы.
МАМЫ:
— Миссис Т., как обстоит дело с ревностью среди ваших семерых детей?
— Ну, единственная ревность, которую я заметила, была между девочками.
— А сколько у вас девочек?
— Всего две. Понимаете — сначала мальчик, потом девочка, потом четыре мальчика и еще одна девочка. Джин все спрашивала, спрашивала и спрашивала, вы знаете: «Когда же будет маленькая сестричка?» Каждый раз это был мальчик, и она становилась раздражительной на день или два, но потом это проходило. Ну, а потом она однажды пришла из школы и обнаружила, что у нее появилась маленькая сестричка… И поначалу она, казалось, трепетала от восторга. Беда была в том, что я родила девочку 10-го, а 16-го Джин исполнялось семь лет — никаких гостей, конечно… Я не могла бы с этим справиться. И вот около месяца Джин каждый вечер приходила из школы, пила чай и сразу уходила в постель, где выплакивала себе глаза. Мы ничего не могли с ней поделать, она не хотела слушать… Но я думала, что в конце концов она справилась с этим, что она пришла в себя. И вот вчера малютка лежала больная в кровати, и я попросила Джин, так кротко, как только могла: «Джин, не принесешь ли ты мне ночную рубашку для Патриции?» И Джин отвернулась и сказала: «Нет, с какой стати? Пусть пойдет и возьмет сама — она уже достаточно большая.»
— Она продолжает ревновать?
— Да, похоже на то. Но все было так мирно с тех пор, как Патриции исполнилось шесть недель. Сейчас ей уже два года, и внезапно все вернулось опять. Я могу только надеяться, что мы и теперь сможем избавиться от этого.
— Джин не проявляет как-нибудь ревности к братьям?
— Нет.
