достали! И знаете, почему? Потому что я тоже хотела быть такой, как вы, но не смею. И зачем все так вышло, я не понимаю! Мне всего-то нужно было — сделать вам минет и получить от директора бабки. А вы стали петь. А потом явились в консерваторию, чтобы сообщить нашему профессору, что он дурак. Вы сказали ему то, что хотели бы сказать все мы, но не смеем. А потом я выклянчила у вас поцелуй. Никто меня так не целовал. Никто! Я вас не знаю: может, вы подлец, а может, ангел. Мне это безразлично. И знаете, что: это самое вкусное вино, какое я когда-либо пила!
Вино действительно было неплохое, и я всего лишь имел в виду, что оно не то, о котором рассказывал официант. А мой тон вовсе не был агрессивным, скорее, шутливым. Меня не интересовала истина, по крайней мере, в данном случае. И я не ожидал от Арины такой реакции. Может быть, в темноте не просто лучше слышишь, но слышишь больше, чем следует? А еще набираешься смелости высказать то, чего никогда не скажешь в глаза.
Я заметил, что голоса посетителей стихли. Вместо арфы теперь звучала восточная музыка, какую я часто слышал на занятиях аутогенной тренировкой в Панкове.
— Ресторан закрывается? — спросил я Арину.
— Нет, что вы! В субботу он работает, пока не уйдет последний клиент. Просто люди сейчас заняты друг другом, поэтому так тихо.
— Что вы имеете в виду? — не понял я.
— Они целуются, обнимаются, раздеваются, некоторые женщины опустились под столики между коленями своих мужчин, другие — между коленями чужих мужчин. А какие-то мужчины — между коленями женщин.
— Вы шутите? — прошептал я недоверчиво.
— Думайте, что хотите. Но ведь многие мужчины мечтают объединить ужин с сексом. С вами такого не бывает? — ответила она.
— Нет, — возразил я с улыбкой. — Потому что такой ужин был у меня неделю назад в одной квартире недалеко от Кракова. Проделывать такое в ресторане мне, признаюсь, не приходило в голову. Они действительно так себя ведут? — спросил я и сунул руку в карман пиджака. Там должен был лежать плоский коробок фирменных спичек из гостиницы. Я был уверен, что не сдал их в гардероб, когда мы входили в ресторан.
— Что это вы делаете? Брюки расстегиваете? — шепотом спросила Арина, касаясь туфлей моей ноги.
— Нет пока. Ищу спички.
— Прошу вас, не надо! — воскликнула она, встала, уселась мне на колени и, схватив меня за руки, прижала их к своей груди, шепча: — Умоляю, не делайте этого…
Тут мы услышали мужской голос, который спросил, не нужно ли нам что-нибудь. Это был точно не официант.
— Да, нужно, — ответила Арина, — свежей малины с горячим шоколадом. — Она сидела у меня на коленях, не выпуская моих рук: — Струна, вы иногда похожи на маленького мальчишку-сорванца, такого, как мой младший брат Ваня. Всё вам интересно, но вы ничего не принимаете на веру, всё хотите потрогать, разобрать на составные части и посмотреть, что внутри. Совсем как ребенок. Сколько вам лет?
— В августе будет сорок три…
— Фу! Старик!!! — прошамкала она, пародируя голос той старушки.
Официант принес малину с шоколадом. Арина попросила его отдать ее мне, и я ощутил в руках стеклянную креманку, от которой пахло какао. Арина встала с моих коленей, но почти сразу уселась на них снова и, не взяв у меня малину, принялась связывать мне руки.
— Что вы делаете? — спросил я.
— Спички детям не игрушка.
— А чем вы меня связываете?
— Своим чулком.
Потом она засовывала пальцами малину мне в рот, слизывала шоколад с моих губ, брала ягоды языком с моего языка, а я умудрялся отвечать на ее вопрос, зачем сюда приехал. Когда я закончил рассказ о Дарье, она развязала мне руки и сказала печально:
— Господин Струна, вы не просто безумец. Будь вы моим парнем, я держала бы вас под замком, чтобы никто не украл…
И отправилась в туалет «привести себя в порядок», а я подозвал официанта и попросил принести счет. Он сказал: «Его уже оплатила ваша дама…»
Потом мы гуляли по улицам, держась за руки. Было поздно, и мне не хотелось возвращаться в гостиницу на метро. Я позвонил портье и попросил прислать за мной машину, сообщив, что нахожусь в каком-то парке с детской игровой площадкой вокруг раскидистого дуба. И передал трубку Арине, чтобы она назвала адрес. Дул теплый ветер, и почему-то пахло ландышами. Арина села на качели, а я расположился у ее ног на траве.
— Струна, вы не напоете мне еще раз Мендельсона? — вдруг попросила она.
Я согласился. Она мне подпевала. Мы умолкли, только когда услышали гудок автомобиля.
Это оказался белый американский «Крайслер». В салоне, отделенном от шофера стеклянной перегородкой, можно было разместить человек двадцать. Как только мы тронулись, шофер опустил жалюзи. Сначала мы направились к дому Арины. Она взяла у меня пиджак, укрыла им свои колени, положила голову мне на плечо и гладила пальцами мои ладони.
Я ощутил что-то вроде дежа-вю, как будто снова ехал к родителям Дарьи. Такой же район с обшарпанными домами, такая же разбитая дорога, упирающаяся в такую же помойку… Наверное, лимузин выглядел тут словно карета, каким-то чудом заехавшая в крепостную деревню.
Выходя из машины, Арина сказала:
— Берегите себя. И живите долго, потому что когда-нибудь, когда научусь играть на скрипке, я вас найду. Где бы вы ни были…
По пути в гостиницу я спросил у водителя, в котором часу закрываются московские книжные магазины.
— Некоторые вообще не закрываются. Водку, огурцы и книги можно купить в Москве в любое время дня и ночи, — ответил он с улыбкой.
— Не могли бы вы отвезти меня в книжный? Я там не задержусь.
— Конечно. А какие книги вы хотите купить? — спросил он.
— Всего одну.
— Напишите название, я позвоню в магазин и сделаю заказ. Если такая у них есть, вы сможете сразу получить ее на кассе.
— Вы уверены, что такое возможно? — не поверил я.
— Ясное дело! Пишите, — он протянул мне клочок бумаги и ручку.
Слушая, как он по телефону диктует мой заказ, я думал о том, что капитализм в России продвинулся гораздо дальше, чем в Берлине или Варшаве. В Берлине я даже не стал бы задавать подобный вопрос, а в Варшаве ночью водитель в лучшем случае отвез бы меня в какой-нибудь киоск, где продаются пресса и дамские романы. А ведь мне нужна была такая книга, какую даже днем далеко не во всех книжных можно найти.
— Девушка спрашивает, не ошиблись ли вы в фамилии автора. Вы написали «о» с двумя точками, а у них есть только с «ое» и только по-английски.
Действительно, в спешке я написал неправильно — «Schonberg» вместо «Schoenberg». Эмигрировав в Америку, он поменял немецкое «o» на английское «ое».
— Она права, я ошибся…
Когда лимузин остановился у освещенной витрины книжного, к нам тотчас подбежала девушка с книгой и специальным устройством для оплаты карточкой. Я проверил, действительно ли это книга Шонберга[29] о Горовице, и протянул девушке свою кредитную карту. Не прошло и пары минут, как я держал в руках книгу, а лимузин катил дальше. Да уж, видимо, в Москве к избитой фразе «время — деньги» относятся не как к рекламному слогану…
В сияющем огнями холле гостиницы у бюро обслуживания гудела толпа. Из ресторана доносилась
