– А вот нетушки! Дом в Павлинках я все равно куплю, вернее, землю под дом. Построю себе без спешки усадебку со всеми там удобствами, сад разведу. Но прежде попытаюсь найти нынешних хозяев того военного завода и выкуплю его. Построю небольшой заводик медицинских инструментов, там все условия для этого есть. А главное – люди есть хорошие и надежные. И вот когда надоест мне вся эта бизнес- лихорадка, уеду я в уже обжитую усадьбу и поселюсь там с женой.
– С какой женой? – удивилась Ольга.
– Ну не со Стеллой же! А с такой женой, с которой жить можно в Павлинках, где святой родник и где девушки косы носят.
ТЕТУШКИН КОТИК
Памяти моей матери, рабы Божией Ольги.
Таня по привычке, приобретенной еще за годы работы на «скорой помощи», вставала рано: зимой в шесть утра, летом – в пять. Заглядывая по утрам в тетушкину комнату, она замечала, что Котик часто просыпался раньше хозяйки, но продолжал лежать у нее в ногах с прижмуренными глазами – ждал, когда она проснется. А уже потом Котик и тетя Катя исполняли отработанный утренний ритуал. Как только она открывала глаза, Котик подымался на лапки и, осторожно ступая по самому краю кровати, подходил к ее лицу и тихонько говорил: «Мррм!»
– Доброе утро! – отвечала хозяйка и гладила Котика по головке. После чего он бодро соскакивал с постели, садился на коврик и ждал. Тетушка подымалась, и они вместе шли в ванную комнату.
– Доброе утро, тетя Катя! – услышав их, кричала Таня из кухни, где она готовила для тетушки завтрак – кофе, кашку и яйцо всмятку. – Вам помочь?
– Спасибо, деточка, мне Котик поможет!
Хозяйка и Котик совершали каждый свой утренний туалет: тетя Катя принимала душ, полоскала рот и вставляла зубы, причесывалась, а Котик возился на своем поддоне в уголке, но в основном наблюдал за хозяйкой.
Из ванной они выходили вместе, и умный Котик, опережая тетушку, сразу шел в ее комнату и садился рядом со складным аналоем – ждал, когда хозяйка начнет молиться, а если она мешкала, одеваясь, то и поторапливал, произнося с легкой укоризной: «Мрряу?».
– Уже иду, молитвенник ты мой прилежный!
Тетушка не спеша, вполголоса читала утреннее правило, а Котик смирно сидел и слушал, пристально глядя на огонек лампадки. И только закончив правило, оба шли на кухню завтракать.
Если хозяйке нездоровилось и она читала правило в постели, Котик все равно сидел рядом с ее аналойчиком и внимал молитвам оттуда, как обычно не сводя глаз с лампадки. «Помолившись», Котик шел «лечить» хозяйку и делал это, как тетушка утверждала, гораздо лучше некоторых врачей. Татьяна ей возражала: «Он у вас просто хороший массажист!» Если у тети Кати болели суставы ног и колени, Котик старательно «месил» их, разминал, а потом ложился на промассированные места и согревал их. Если же у хозяйки болело сердце, он укладывался под ее левый бочок и мог так лежать и мурчать часами. «Как же хорошо он согревает мне мое бедное изношенное сердце! Жаль, что медицина не владеет похожей методикой, ведь не у всех есть такие замечательные лечебные котики!» – говорила тетушка Тане: ей ведь и вправду становилось значительно легче.
А иногда, особенно в пасмурную погоду, Котик и сам прибаливал. Он уже тоже был старенький. В такие дни он лежал не на своем любимом кресле, а на хозяйской постели, чтобы тетушка, видя его бедственное положение, могла прилечь рядом и погладить его, приговаривая утешающие слова тихим мурлыкающим голосом. И Котику такое «лечение» помогало: он крепко засыпал под тетушкину ласку, спал целый день и всю следующую ночь, а наутро просыпался снова здоровым и бодрым.
Котик и всегда любил поспать, если не был занят по уходу за хозяйкой: у него и особое место было для дневного сна – кресло у окна, куда днем в хорошую погоду падал клетчатый солнечный луч. На кресле лежала свернутая вчетверо тетушкина пуховая шаль, в которой Котиковой шерсти было едва ли не больше козьего пуха.
После завтрака, если погода благоприятствовала и все были здоровы, Котик с хозяйкой шли гулять. В нынешнем году лето стояло отменное, можно сказать, даже жаркое для Петербурга; вместо унылых и нудных дождей город омывался веселыми короткими грозами, после которых вновь сияло солнышко. Выходили на свежий воздух всей семьей: тетушка с Котиком – на прогулку, Таня – по хозяйственным делам. Квартира тети Кати располагалась на первом этаже, но тетушка говорила по-старинному – «в бель-этаже», то есть на один лестничный пролет выше земли: это было удобно – и невысоко, и не сыро.
Гуляли в дворовом садике, небольшом, но с четырьмя столетними тополями по углам и одним прямо посередине, отчего двор был тенист и прохладен в любую погоду. Такие дворовые садики на Васильевском острове встречались нередко, но многие из них оккупировали владельцы автомобилей, а вот тетушкин садик жильцы отстояли, не позволили спилить тополя, а с ними, особенно с тем великаном, что стоял посередине, двор под стоянку машин никак не годился. Оттого и тихо в нем было, и воздух всегда был относительно чистый.
Ритуал выхода на прогулку был довольно сложен. Сначала Таня выносила из квартиры тетушкино кресло-шезлонг и две подушки: одну плоскую, на сиденье, и вторую попышнее, под спину. Она расставляла шезлонг в тени ближайшего к их парадному тополя, прямо на крохотный зеленый газончик, и возвращалась в квартиру, а Котик тем временем выходил из раскрытого кухонного окна на карниз и прыгал оттуда на могучий корявый ствол тополя, спускался по нему, бежал к креслу и усаживался на подушку – сторожить. Снова во двор выходила Таня, неся теперь легкий круглый столик, плед, скамеечку, чашку и термос с горячим чаем – и все это ставилось возле кресла: тетушка гуляла с комфортом, так было спокойнее для Тани. Затем уже следовал торжественный выход тетушки. Сама она шла с пустыми руками, поскольку одной рукой опиралась о лестничные перила, а другой – на Танину руку. В свободной руке Татьяна несла тетушкины очки и две книги: главная книга была всегда одна и та же – акафистник, а другая – для чтения на этот день: иногда классика, проза или стихи, а нередко кто-нибудь из детских авторов – тетя Катя очень любила читать детские книги. В это лето она читала двухтомный сборник сказок Г. Х. Андерсена. Завидев хозяйку, Котик вставал с подушки, потягивался и соскакивал с кресла, садился рядом на травку – это было его законное место. Устроив тетушку и поцеловав ее на прощанье, Таня говорила: – Ну, я пошла, а вы гуляйте. Котик, сторожи хозяйку!
Котик взглядывал на Таню и отворачивался, всем видом говоря: свои обязанности я сам знаю и в напоминаниях не нуждаюсь.
Он и вправду сторожил хозяйку преданно и ответственно, отвлечь его с поста не могли ни мышка, ни птичка. Если мимо шла на прогулку собака с хозяином или хозяйкой, он и головы не поворачивал. Бывало, собака нетерпеливо выбегала на двор одна, оставив хозяина с поводком в руке позади, тогда котик смотрел на нее, чуть прищурившись, с легким неодобрением во взгляде и слегка выпустив коготки, однако с места не двигался. Лишь однажды, когда во двор забежал чужой, не с их двора, ротвейлер, Котик слегка заволновался, но хозяйку не бросил, только к ней на колени запрыгнул. Он не стал шипеть и выгибать спину и тем провоцировать незнакомую собаку, а напротив – уселся, спокойно и пристально смотрел, но не на собаку, а куда-то вдаль: я на посту, мол, и дела мне до тебя нет, проходи стороной. Не с их двора ротвейлер глянул, все понял и поступил в высшей степени разумно: внимательно оглядел двор, сделал вид, что ничего примечательного не обнаружил, и скрылся в подворотне.
– Котик молодец, Котик храбрец, не бросил хозяйку! – ласково приговаривала тетушка, почесывая его за ушком.
Котик потерся об ее руку, коротко муркнул – а вы, мол, что думали? – и спрыгнул обратно на свой пост. Там он вновь уселся с важным видом, и только слегка подергивающийся кончик хвоста выдавал пережитое им волнение – а может быть, даже и страх.
