только один?
– Знаем не знаем, тебе-то что? – неохотно буркнул в ответ Вук. – Ты змея ищи, коза!
– Тэбэ той конь ни до чого! – влез дядька Мыкола. – Ты обещала, як выспишься, так враз змия знайдешь! Ну и де?
Ирка торопливо прикусила губу – на самом деле она ни единым словом не соврала! Стоило ей только лечь спать, как змей моментально нашелся сам – и отправил ее прямо в пасть к другим змеям! Ирка низко наклонила голову, чтоб богатыри не заметили блеснувших на ее глазах слез. Еще сегодня утром она была такая… Стыдно сознаваться, но после того, как Айт пришел в ее сон, она была… счастлива! Ирка дернула горлом, давя подступающее рыдание. Как хорошо, что дядька Мыкола продолжает разоряться!
– Завтра вже Масленица починаеться, чуешь ты – Масленица!
– Чуем! – демонстративно втягивая носом воздух, согласилась Танька – вырываясь из настежь распахнутого окна кухни, по двору носились пропитанные мясным запахом клубы пара. – А вас разве Иркина бабка не звала холодец мешать? – поинтересовалась она, краем глаза обеспокоенно поглядывая на подругу.
Дядька Мыкола воровато оглянулся на окно и надвинул фуражку еще ниже, словно рассчитывал под ней спрятаться.
– Холодцу он только помешает! – насмешливо отрезал Вук. – Ты на сторону не скидывайся, коза, не проканает! Мы за змея базарим!
– Насправди звычайный базар и есть! – мрачно буркнул дядька Мыкола. – Пять дней наличный состав дурью мается!
Та самая дурь, которой маялся наличный состав, восседала на скамеечке под обледенелой грушей. Золотые волосы Дины стелились плащом, пряча ее до тошноты похожую на телогрейку старую куртку. Под попу ей было постелено одеяло Еруслана, сам он сидел рядом, будто невзначай касаясь Дининой коленки. За спиной у златовласки возвышался Федька – с распяленным на вытянутых руках вторым одеялом – и с убийственной серьезностью уговаривал Дину в него завернуться, потому как холодно, а такая краса неземная мерзнуть не должна, а должна пребывать исключительно в тепле и холе. Дина смеялась и отнекивалась. Надо же, еще пару дней назад краснела, смущалась, готова была сквозь землю провалиться… Освоилась. Глазами стреляет, губки надувает… Хихикает, прикрывая лицо прядью, как платком, и лукаво поглядывая сквозь переплетение волос… Посиделки на завалинке в селе Вонюкино.
– Я вас предупреждаю, – железным тоном отчеканила Ирка, недобро оглядывая романтическую сцену под грушей. – Если кто-то из вашего наличного состава гармошку притаранит – серенады петь…
– Или балалайку… – мрачно вставила Танька.
– Я вас в гостиницу выселю – вместе с лошадьми! – закончила Ирка.
– Выселит она… Що тоби бабця скаже? – дядька Мыкола и сам не одобрял непрерывных ухаживаний младших за Диной, но богатырская солидарность немедленно взяла верх.
– Скажет, что вы холодец мешать не пошли. И вообще последнее время ее игнорируете, – немедленно парировала Танька. – А она специально для вас новую юбку купила. Себе.
– А ты ее бачила, ту юбку? – огрызнулся дядька, и усы его печально обвисли, как будто юбку купили ему.
– Кто не хочет – тот не мается! Дурью… – последние слова Танька выдала чуть ли не с наслаждением, снова украдкой косясь на Дину. – Вон, эти… «близнецы»… кстати, вы так нам и не сказали, как их зовут…
Дядька Мыкола и Вук дружно сделали непонимающие лица.
– Вокруг Дины не крутятся! – яростно выпалила Танька.
Из дома, вытирая полотенцем руки, вышел Богдан. Мимоходом, как случайно оброненную вещь, снял с Дининого колена Ерусланову ладонь. Молча отобрал у Федьки одеяло и завернул в него Дину. Кокетливых возражений не последовало – покорно, как ребенок, златовласка стянула затертую байку у горла.
– Жалко. А я так надеялась, что она себе чего-нибудь ценное отморозит, – шепнула Танька – Ирка скорее угадала ее слова, чем услышала.
– Они, может, даже и не знают, что она тут живет, – непонятно, то ли хваля «близнецов», то ли оправдывая кое-кого другого, вмешалась Ирка. – Их же целыми днями дома нет – только под вечер приходят.
Вук и Мыкола обменялись кислыми взглядами.
– Отож! – уныло согласился дядька. – Целыми днями… рыскают.
– Дома подчиненные сидят – вас не устраивает. Рыскают – тоже не устраивает, – невинно заметила Ирка. – Дядька Мыкола, вы самодур? Или те двое вам на самом деле не подчиненные?
Дядька поглядел на Ирку еще унылее – на сей раз простого почесывания затылка оказалось недостаточно, фуражка вернулась на положенное место, и дядька запустил пятерню в открывшийся чуб.
– Сам я дурень! – наконец сделал глубокий вывод дядька, вздохнул еще тяжелее и, повернувшись к девчонкам спиной, поплелся к дому.
– Ну хоть хавка на завтра будет! – насмешливо глядя ему вслед, заявил Вук. – А че, холодец – это вещь! – И направился следом.
– Тебе не кажется, что от нас много чего скрывают? – спросила Ирка.
– Мне много чего кажется, – по-прежнему не отрывая глаз от компании у столика, процедила Танька. Сейчас Богдан сидел на скамейке напротив Дины и с невозмутимым видом рассказывал что-то смешное – златовласка прыскала хохотом, задорно встряхивая сверкающими на зимнем солнце прядями. Еруслан и Федор глядели на мальчишку исподлобья.
– Пойдем в дом, а? – жалобно позвала Ирка, закрывая дверь курятника-конюшни.
– Пойдем, – согласилась Танька и быстро добавила: – Только как-нибудь в обход… – Звонкий смех долетел из-под груши, и Танька свела губы в тонкую злую линию. – Нет! Почему я должна лазить в дом моей лучшей подруги через окно, когда неизвестно кто торчит посреди двора – в одеяле! – В последнем слове было столько ненависти, что Ирка даже удивилась, почему одеяло на плечах Дины не занялось пламенем.
Гордо подняв голову и чеканя шаг, как солдат на параде, Танька прошествовала к крыльцу. Компанию под грушей накрыло тяжелой подушкой молчания. Богдан с преувеличенным вниманием изучал доску скамейки, водя пальцем по глубоким трещинам в дереве. В обращенных на него взглядах молодых богатырей сквозило откровенное злорадство. Только Дина, как ни в чем не бывало, весело помахала девчонкам:
– Привет, Ириша! Здравствуй, Танечка!
Танька замерла, подняв ногу над ступенькой, медленно повернула голову – не веря, что ее окликнули, – исподлобья посмотрела на Дину. И в ответ встретила взгляд незамутненной невинности. Склонив голову к плечу, Дина весело смотрела на Таньку – как сжевавший купюру в тысячу евро щенок на почему-то оцепеневшего хозяина.
– И тебе не болеть, – наконец откликнулась Танька и шмыгнула в дом. – А сразу сдохнуть – быстро и не мучаясь, – ломким от ненависти голосом закончила она.
– А почему – не мучаясь? – невольно поинтересовалась Ирка.
– Потому что я добрый человек, – отчеканила подруга и, низко опустив голову, побежала вверх по лестнице в Иркину комнату. Рассохшиеся ступеньки стонали у нее под ногами, будто чувствуя, что на душе у девчонки.
Ирка задержалась в дверях и торопливо поплевала через левое плечо. Таньку она понимала как никто, но все-таки хладный труп Дины, валяющийся во дворе, это, пожалуй, чересчур. Дина и впрямь на глупого щенка похожа – кажется, даже не соображает, во что вляпалась. Но Богдан-то знает, что делает и какую боль он причиняет Таньке! Ирка и не думала никогда, что поймет озлобленных соседок, порой сидевших с бабкой на кухне и рассказывавших гневно-жалостливые истории на тему «все мужики одинаковые». И вот теперь у Таньки история, у Ирки история… Все мальчишки одинаковые – гады! Даже те, которые не змеи. А уж те, кто змеи, они вообще…
Уныло понурившись, Ирка пошла наверх вслед за подругой – и ступеньки вновь жаловались, горестно вскрикивая при каждом ее шаге.
