пробил снизу глубокую щель и начал рушить породу, то тяжелые камни посыпались с глухим стуком.
Забегали с тачками откатчики, уже были навешаны первые огнива, а Егор, не останавливаясь, так же размеренно работал.
Спина его блестела от пота, заливало глаза, судорогой сводило уставшие руки, но он не сбавлял темп. Потом, словно пришло второе дыхание, примерился к породе и уже знал, где и с какой силой надо ударить, где подобрать верх под огниво. Откатчики не успевали, бегом носились по штреку к подъёмнику.
Перед самым концом смены, Егор подвесил двенадцатое огниво.
— Молодец, Быков, — похвалил Симон, — ты даже меня обскакал. Выполнил норму на двести сорок процентов. От это работа, я понимаю!
В забое собралась шумная толпа рабочих шахты, которые пригляделись и увидели двухметровую проходку, разом стихли, крякали, страшно удивляясь и не веря своим глазам. Некоторые уже загорелись новшеством, просили показать новые способы кайления.
Егору пришлось остаться на вторую смену. Неделю работала буксирная бригада, уже многие местные забойщики научились подкалке не хуже пришлых ударников.
Когда Петька Вагин прочёл о себе в газете статью, ликованию его не было предела. Один недоброжелательный дедок ехидно проговорил:
— Для орденка жилы рвёшь, парниша?
— А чё?! — разулыбался Вагин. — На моей наковальне он бы не помешал, — и хлопнул себя кулаком по широкой груди, — а ты, старорежимная гнида, уходь подобру с моего пути, невзначай кайлом зашибу. Я теперь ударник, могу ударить так, что от тебя лишь мокрое место останется. — Дедок бочком шарахнулся от дурня.
Ночью Петя вылезал из шахты и внутренним чутьём угадал какое-то движение за спиной, резко откачнулся. Кайло, нацеленное в спину, ударило рукояткой по плечу и со звоном полетело на дно колодца.
Вагин в бешенстве вскочил, догнал во тьме какого-то мужика и отлупцевал в горячке. Тот ползал по земле, целовал сапоги и плакал навзрыд, отмаливая прощение. У Пети зло уже прошло, живой — и ладно. Пнул напоследок покушавшегося на «владыку природы» и назидательно сказал:
— Нет такого ещё кайла, чтобы меня убить. Уматывай с глаз, да помни Петюнчика Вагина за доброту.
Когда буксировщики вернулись на свою шахту, то Симон придумал ещё одно новшество со своим другом Черновым. Взяли они не по одному забою, где откатчики в темноте не успевали увозить пески, а сразу по два, три забоя.
Вагин с Егором только освоили этот способ, а Васильев уже стал проходить забои большим сечением…
Всё это здорово воздействовало на рабочих, побуждало их по-ударному трудиться, толпами приходили перенимать опыт, глядели, как трудятся ударники, учились рекордам и делали их у себя в забоях нормой.
В шахтах начали монтировать ленточные транспортёры, электрическое освещение, улучшили откачку и отвод воды с поверхности. Стало сухо и весело работать. Отстающие подтянулись, стали сами задумываться, как улучшить работу.
Егора наградили за отличную работу швейной машинкой, ей Тоня была рада до пляса, а потом — патефоном, фотоаппаратом. А осенью тридцать первого года Быкова премировали свиньёй в центнер весом.
Дома уже были куры, Тоня при своей заполошной работе, умудрились не поморить их голодом, а свинью держать наотрез отказалась, считая это оппортунизмом и возвращением к частной собственности. Пришлось хрюшку забить к праздникам.
Тоня радовалась тому, что муж нашёл себе дело по душе под боком у семьи. Каждый день приходит домой, играет с детьми, «паровозом» катает их по полу. Рево и Люция в восторге, от своего батяни их ничем не оторвёшь.
Но тут пополз слух, что будет организована, по заявке Бертина, большущая экспедиция из двенадцати поисковых партий на Джугджур. Затомилось у Егора сердце по волюшке.
Вольдемар Бертин удрал от высоких должностей из Якутска и возглавил отдалённое приисковое управление на Тырканде. Оттуда он послал свою заявку, в которой говорилось, что летом 1921 года он проходил с отрядом красных партизан по тракту Аян-Якутск до Охотского моря через Джугджур.
На привале у одной реки, он был в ночном боевом охранении, вспомнил историю, что на эту реку ещё в прошлом веке золотопромышленник Сибиряков посылал своих разведчиков-хищников. Утром Бертин вырыл на косе охотничьим ножом ямку и промыл пески обычной чашкой.
Сначала попадались только знаки «бус», как их зовут восточники, а потом, в одной пробе, явилось весовое золото, годное для добычи. Первооткрыватель Незаметного настаивал в своей заявке на том, чтобы якутское отделение союзного треста «Золоторазведка» послало туда экспедицию для поисков россыпей.
Руководить Джугджурской экспедицией было поручено Зайцеву. Он уже перед этим нашёл золото на юге Якутии, где не раз лазили разведчики Ивана Опарина и ничего не обнаружили.
Теперь геологу предстояло штурмовать неведомый Джугджур (продолжение Станового хребта), отделяющий на востоке Охотское море от Алданского нагорья.
Николай Зайцев помнил, как Егор вывел голодную партию в посёлок Утёсный, и взял Быкова, без долгих разговоров, практикантом-коллектором. Тоне Егор пока не признавался, что готовит походное снаряжение. Игнатий услышал от него об экспедиции и тоже решился тряхнуть стариной.
17
И опять Зайцева преследовали неурядицы с «рогатым» транспортом. Вместо запланированных под грузы тысячи двухсот пятидесяти оленей получено три десятка крайне изнурённых маток.
Предвидя угрозу срыва экспедиции, геолог обратился тогда прямо в Якутский обком ВКП(б) и Совнарком, минуя все инстанции.
После разрешения из центра, купили лошадей в Таттинском районе. В разгар бескормицы они еле притащили ноги к Охотскому перевозу. Двадцать второго мая вскрылся Алдан, а через два дня в страшную весеннюю распутицу экспедиция тронулась по берегу реки Аллах-Юнь.
Шло полсотни человек с восемьюдесятью одной лошадью и тридцатью оленями. На второй день пути изыскатели добрались до бурно разлившейся реки Багдама. Пришлось развьючить лошадей и отпустить на подножный корм.
Большую лодку-утюг для переправы построили только через десять дней. Потом, за тринадцать суток, преодолели более трёхсот километров, миновали сорок бродов, перевалили три горных хребта.
Им предстояло обследовать более шести тысяч квадратных километров площади Аллах-Юдомского водораздела на широте Якутско-Охотского тракта, изучить узел трёх хребтов: Станового, Верхоянского и Колымского. Зайцев сформулировал задачи поиска так: «Нам необходимо идти с юга навстречу Колыме».
И они вступили в суровое каменное царство, прорвались в самые его дебри. Вблизи небольшой реки разбили стан главной базы. На другой день, с биноклем начальника экспедиции, Егор взобрался на самую высокую гору, чтобы осмотреться.
На фоне иссиня-тёмного безоблачного неба уходили к горизонту бесчисленные седловины хребтов, стеклянно-прозрачный воздух приближал заснеженно-угрюмые скалы, громады крепостей-останцов. От них конусами сбегали к бешеным рекам пологие осыпи.
Казалось, что всё это пространство дышало и жило. Медленно гнал ветер клочья синего тумана над альпийскими лугами, над густой бахромой лиственниц и стланиковой зарослью лощин, следом неслись причудливые стаи теней, похожие на табуны оленей.
Егор стоял безмолвно, стащив шапку с головы, жадно наслаждаясь величием гольцов, снежников,
