Лена Федорова прикрыла рот рукой, сдерживая душивший ее хохот, и кинулась к дверям.
– Вы куда, дамочка? – сурово окликнул ее Пилипенко. – Сядьте где сидели. Вы здесь на расследовании, а не в гостях у соседки!
– Вообще-то я в гостях, и именно у соседки, – сдавленно хихикая, пробормотала Лена.
– Ваши соседи к делу отношения не имеют!
– Как же не имеют, украли-то у них!
– Украли? Вы украли? Признаетесь?
– Погодите, вы же только что утверждали, что документы взяли дети. А теперь обвиняете мою жену! – возмутился Юра.
– Действительно, дети, – задумался Пилипенко и жалостно вздохнул: – Тяжелое дело, столько подозреваемых! Но ничего! – приободрился Пилипенко. – Начнем сначала. – Он открыл свою книгу, перелистнул несколько страниц, потом озабоченно поинтересовался: – Где тут у вас стол?
Мария Алексеевна растерянно указала на стоящий посреди столовой громадный обеденный стол.
– Стул?
Мама пододвинула стул, Пилипенко уселся. Выложил книгу перед собой, солидно провел ногтем вдоль одной страницы, вдоль другой, словно гонялся за удирающим от него словом. Поднял голову, чуть изумленно, будто впервые видел, воззрился на толпящихся вокруг людей.
– Вы чего встали? Все в гостиную! Сидеть там, никуда не выходить! Ко мне по одному. Дети первые.
– Вы с ума сошли? Что вы к детям привязались? – взвился Сергей Николаевич.
Пилипенко наскоро перелистал свою книжку и просиял:
– Оскорбление служебного лица!
– Должностного, – мягко поправила его Лена Федорова. – Служебное – это у собак, и то, у них – морда.
Пилипенко сверился с книгой:
– Правильно, должностного, – вынужден был согласиться он. – Все равно, при исполнении – нельзя!
– Ничего, как исполнишь, я до тебя доберусь, – мрачно пробурчал Юра. – Говорил я тебе, Серега, не зови ментов, от них – одни неприятности.
– Кто ж знал, что Пилипенко из города вытурили именно в наш поселок? – уныло произнес папа девчонок. – Ничего, пусть он только зарегистрирует пропажу, а я в город другу позвоню, он майор…
– Долго будете шептаться? – гаркнул Пилипенко. – Сговор? Все сообщники? Разберемся, и не надейтесь! Все ушли, дети остались. Будем начинать… – он краем глаза глянул в книгу, – допрос!
– Куда вы там все время смотрите? – раздраженно поинтересовался Саша.
Пилипенко торжествующе улыбнулся и сунул свою книгу Саше под нос.
– «Следственное дело», – растерянно прочитал тот. – Вы надеетесь найти похищенное, читая учебник?
– А вы как думали? – хвастливо заявил Пилипенко.
– А мы думали, милиционеры должны наизусть знать… – Сергей Николаевич вздохнул, – например, главу, где сказано, что детей в отсутствие родителей допрашивать нельзя.
Пилипенко лихорадочно зашуршал страницами и, видно, нашел. Прочитал, потом, словно не веря своим глазам, перечитал еще раз.
– Есть такая, – убито согласился он. – Ла-адно, тогда начнем со взрослых! А то начнете своих детишек покрывать, все показания поменяете! Вы первый! – Он ткнул пальцем в хозяина дома.
Злобно покосился на ребят и рявкнул:
– Марш в гостиную, и сидеть тихо! Я все вижу, все знаю, меня вам не обмануть, я до вас еще доберусь! – и переключился на папу девчонок. – Где вы были во время похищения?
– Какой грубый дядя! – возмущенно выдохнула Бомбина, плюхаясь на диван в гостиной.
– Даже Бомбине не нравится Пилипенко, – тихонько шепнул Вадька.
– Нам следует обсудить ситуацию, – шепнула Кисонька, настороженно поглядывая на прислушивающуюся Бомбину.
– Ага, как же! – яростно прошипела Мурка. – Наша подружка уже шею вытянула и уши накрахмалила! Локаторами стоят!
Глаза Кисоньки налились слезами.
– Но что же делать? Пилипенко… Он совсем погубит папу!
Лицо Севы стало напряженным и одновременно вдохновенным. С таким лицом, обвязавшись гранатами, бросаются под вражеский танк, с таким лицом выходят один против ста, именно с таким лицом совершаются величайшие подвиги.
– Ладно, – просипел Сева, словно ему трудно было выдавливать слова из перехваченного горла, – ладно. Я возьму ее на себя. Я с ней… я ее… я ее позову «Девочку и крокодила» смотреть!
– Нет! – выдохнули все.
– Да! – решительно кивнул Сева. – Прямо сейчас!
– Но как же мы без тебя?
– Лучше без меня, чем совсем ничего не делать!
– Севка! – прошептала Катька, восторженными глазами глядя на мальчишку. – Ты самый лучший! Ты – герой!
Сева посмотрел на малявку, потом перевел взгляд на Кисоньку. Та быстро-быстро закивала и благодарно всхлипнула:
– Севочка, это подвиг!
Пару секунд Сева упоенно купался во всеобщем восхищении. Потом физиономии остальных сыщиков стали выжидающими. На них крупными буквами было написано: «Ну? Давай!»
Тяжко вздохнув, Севка собрал волю в кулак и шагнул к Бомбине.
– Слышь… Ты там кино хотела показать. Про крокодилов.
В ответ глаза Бомбины широко распахнулись, наполнились непередаваемым восторгом.
Вскочив, Бомбина подхватила Севу под руку:
– Ой, как здорово! Что ж вы раньше молчали! «Девочку и крокодила» я сейчас покажу, это такой фильм, такой, вы такого в своей Италии в жизни не увидите, а какое кино в Италии любят, а где вы там живете, а ваши родители, они совсем итальянцы или немножко наши, а вы сюда приехали…
Непрерывно лопоча, она волокла несопротивляющегося Севу… Обернувшись, Севка бросил ребятам отчаянный взгляд. Судя по выражению его лица, ему уже не хотелось совершать подвиг, а хотелось удрать, провалиться сквозь землю, повеситься, утопиться – что угодно! Но было поздно, Бомбина вцепилась в него мертвой хваткой.
Пихнув обессилевшего Севу на диван, она одним прыжком метнулась к DVD, наскоро воткнула диск и тут же кинулась обратно. Уселась рядом и обеими руками ухватила Севу за локоть, отрезая ему всякую возможность бегства.
– Какой ужас! – выдохнула Кисонька.
– Да, бедный Севка! – кивнула Катька.
– Бедный, – рассеянно согласилась Кисонька, не отрывая пристального взгляда от экрана. – Ну это же просто страх неописуемый! Вы только посмотрите, какое на главной героине платье! На ее родителей надо в суд подать – нельзя девочку так уродовать!
– Не переживай, будет как в «Не родись красивой». Сперва на героиню смотреть страшно, а в конце ее приоденут, и она станет просто красавица, – утешила ее Катька.
– Не-а, не будет. Это ж не сериал, а советское кино, в советские времена все дети так ходили. Даже наша мама, – сообщила Мурка.
Кисонька с ужасом поглядела на сестру.
– Мама? В таком виде? И без косметики? Мурка, мы немедленно должны сделать для мамы что-нибудь хорошее. Оказывается, у нее было тяжелое детство!
– Самое лучшее, что вы можете сделать для мамы, – заткнуться! – в ярости прошипел Вадька. – Севка собой жертвует, чтобы мы расследовать могли, а они про тряпки треплются!
