подвернется такая возможность!
На лице Кисоньки не дрогнул ни один мускул:
– Действительно – когда? – сказала она и, так и держа Вадьку под руку, пошла рядом с ним.
Вадька вышагивал, будто жердь проглотив, напряженно держа на отлете локоть, на котором небрежно лежали Кисонькины пальчики с покрытыми бледно-розовым лаком ноготками.
– Расслабься, – бросила ему Кисонька. – Или вы с Муркой никогда под руку не гуляли?
– Ты зачем сказала, что Мурка – моя девушка? – зашипел в ответ Вадька.
– А что, на самом деле она не твоя девушка? – холодно спросила Кисонька.
Конечно – нет! – хотел было вскричать Вадька и… промолчал. И не только потому, что зеленые глаза Кисоньки вдруг стали злыми и колючими. Просто… он не знал, что отвечать. Он… никогда об этом не задумывался. Мурка – его девушка? Ответ «нет» показался ему неприятным. Но сказать «да» было просто немыслимо!
– Я не собираюсь это обсуждать! – отрезал он, в точности как его мама, когда она запрещала Катьке красить глаза или натравливать Евлампия Харлампиевича на вредных одноклассниц.
– Правильно, – неожиданно согласилась Кисонька и заулыбалась. – И не надо! Даже со мной, – с легким сожалением добавила она.
Нет, все-таки девчонки произошли от другой породы обезьян, вздохнул Вадька.
– Вот мы и пришли! – сообщил веселый голос училки. – Вы готовы к своей миссии?
Из-за размышлений о своих отношениях с Муркой (его девушка, надо же!) полностью отключившийся от окружающего мира Вадька очнулся и огляделся.
Они стояли посреди ярко освещенного солнцем проходного двора… точно напротив квартиры с отдельным входом, кованой оградой и пристройкой красного кирпича. Из-за плотно закрытых дверей тянулся жалобный двухголосый собачий скулеж. Вадька и Кисонька испуганно переглянулись.
– Как зовут эту девчонку, которая не пришла сегодня в школу? – дрогнувшим голосом спросил Вадька.
– Аней! – охотно ответила учительница.
Глава 7. Пароль – Саратов
– Аниного папы, Егора Викторовича, дома нет – он на «Южмаше» работает, там у них строго, – деловито объявила Елизавета Николаевна. – Знаете, чем наш «Южмаш» занимается? – по известной учительской привычке проверять учеников строго поинтересовалась она.
– Ракеты делает. С ядерными боеголовками. Для атомной войны, – не отрывая взгляда от квартиры, прозванной Катькой «собачьей», рассеянно обронила Кисонька.
– Ой, нет, что ты! – переполошилась учительница. – Это раньше, когда мы были так называемым закрытым городом! Они уже лет десять этим не занимаются. Они на космос работают! С Америкой сотрудничают, с Бразилией, Египтом. Придумали такую систему, что можно стартовать в космос без специального космодрома – с поверхности моря, например, или из джунглей! В общем, пока ее папа там из джунглей стартует, вы Аню расспросите… – деловито закончила она. – Я вас тут подожду. – Литераторша кивнула на тот самый врытый в землю столик, под которым, судя по рассказу Катьки, она пряталась от Лысого и Репанного. – Главное, я должна точно знать, как с олимпиадой, будет Аня участвовать в ней или нет…
«Главное, узнать – есть вообще эта самая Аня или ее нет!» – мысленно не согласился с ней Вадька. Литераторша еще что-то им втолковывала, но Вадька уже решительно двинулся к кирпичной пристройке. Кажется, появился шанс разобраться со вчерашним загадочным происшествием!
– Катька видела, как девчонку похитили, через час отец ее сказал, что она дома, а сегодня она не пришла в школу, – тихо, чтобы не услышала оставшаяся позади учительница, пробормотал он. – Или она и правда заболела, или… Катька все правильно видела.
Кисонька согласно кивнула и надавила на звонок.
Дверь в пристройку распахнулась без всяких вопросов – видно, «кто там» здесь приберегали для ночного времени. На пороге стоял тот самый высокий немолодой мужчина, который вчера объяснил растерянной Катьке, что будто бы похищенная девочка Аня спокойно спит в своей кровати. Литераторша напрасно рассчитывала на «южмашевские» строгости – папа оказался дома. В свете дня он казался старше, чем вчера. Мужчина поглядел вопросительно на неожиданных гостей, и тут Вадька сообразил, почему тот показался ему таким старым, – у него был совершенно пустой, словно бы мертвый взгляд.
– Мы… э-э… мы… – как Катька вчера, проблеял Вадька, вдруг сообразивший, что он понятия не имеет, что говорить. Не ляпать же снова, один в один с сестрицей: «Мне Аню!». – У нас… э-э… школа…
– А у меня работа, – ответил мужчина. – Перерыв заканчивается, мне уходить пора. – И он сделал попытку захлопнуть дверь перед их носом.
– Извините нас, пожалуйста, – очень вежливо сказала Кисонька, при этом совершенно бесцеремонно придерживая дверь за ручку. – Он хотел сказать, что мы пришли проведать Аню.
– Надо же, какие замечательные друзья! – зло фыркнул собеседник, и видно было, что его такая дружеская забота совсем не радует. – Один день девочка пропустила – и, бросив все дела, ее примчались проведывать! Только знаете что, ребятки? – Он перевел взгляд с Вадьки на Кисоньку и обратно. – Я неплохо знаю Аниных друзей. Вас я в первый раз вижу! – И он снова попытался закрыть дверь. Створка дернулась… и не поддалась – Кисонька вцепилась в ручку мертвой хваткой. И при этом она еще умудрялась изображать смущение!
– Ой, как неловко получилось! – потупив глаза и на Муркин манер накручивая на палец рыжую прядь, затянула она. – Вы понимаете, Егор Викторович, мы на самом деле вашу Аню даже не знаем… Я скажу вам правду! – словно решившись, выпалила она.
– Всегда лучше говорить правду, – недоверчиво ответил Егор Викторович, но дверь больше на себя не тянул.
– Нас учительница по литературе прислала! – понизив голос, хладнокровно объявила Кисонька, очень заметно косясь на нахохлившуюся на скамейке учительницу. – Ей самой неудобно вас снова беспокоить, вот она и попросила…
Вадька глянул на Кисоньку с возмущением – на фига она училку-то сдает, некрасиво! Но Кисонька была само хладнокровие.
– Какая настырная дама, – тоже поглядев в сторону скамейки, яростно пробормотал Егор Викторович. И снова Вадьку поразило выражение его лица. Он словно и злился на учительницу – люто злился, до самой настоящей ненависти, – и словно бы надеялся на что-то…
– Хорошо, что она сама сюда не притащилась… – Анин папа снова перевел взгляд на ребят. – Значит, вы не знаете Аню? – задумчиво повторил он.
Кисонька кивнула.
– И никогда ее не видели?
Девчонка замотала головой так, что ее рыжие локоны запрыгали по плечам.
Вадька безнадежно вздохнул – ну вот, сейчас их точно выставят.
– Проходите, – широко распахивая дверь, скомандовал хозяин квартиры. – Она, конечно, не очень хорошо себя чувствует, но чего только не сделаешь, чтобы утихомирить учительницу!
Кисонька торопливо, словно испугавшись, что хозяин передумает, нырнула внутрь. Ошеломленный Вадька последовал за ней.
– Снимайте куртки, – указывая на вешалку, приказал Егор Викторович. – И проходите в комнату… Знакомьтесь… раз уж раньше вы знакомы не были! – Он метнул на ребят испытующий и настороженный взгляд и указал на… лохматую афганскую борзую, возлежащую на диване.
Сперва Вадька заметил, что на ребрах борзой красуется тугая повязка, и только потом сообразил, что показывает хозяин дома вовсе не на собаку, а на присевшую у дивана девчонку, ласково поглаживавшую псину по длинной узкой морде. Девчонка повернулась, приветливо улыбаясь Вадьке.
– Моя дочь Анна! – провозгласил Егор Викторович.
Улыбка примерзла к губам девочки. Лицо у нее стало откровенно обалделым.
Вадька уставился на нее во все глаза. До этой минуты он был уверен, что в квартире и впрямь нечисто, что Катька права – проживающую тут девчонку увез серый фургон, а им сейчас опять начнут вкручивать, что она спит, или в больнице, или еще где-то… Но вот же она – Аня! Худая, высокая, стрижка короткая –
