— ПАПА!
Окса пошла за ним. Но, когда она увидела, как отец сидит в гостиной один, сгорбившись в кресле и обхватив голову руками, то тут же вернулась к себе в комнату. И там буквально слетела с катушек.
Сидя на кровати, она одним лишь взглядом смела все с письменного стола, затем принялась за постеры на стенах, превратив их в полоски бумаги. Как только все оказалось разбито, порвано или изрублено на мелкие кусочки, девочка направила свою ярость на обрывки-обломки, усилием воли подняв их в воздух, где это начало лениво вращаться. А потом Окса рухнула на кровать. В ее душе смешались печаль и горечь.
Когда Окса снова открыла глаза, отец сидел рядом с ней на полу, прислонившись спиной к стене.
— Новое оформление довольно смелое, должен заметить, — слабо улыбнулся он, обозревая парившие вокруг клочки и ошметки.
— Ой, папа!
Окса кинулась ему в объятия и уткнулась лицом в плечо.
— Папа… Я не знаю, что думать… совсем запуталась.
— Все это очень жестоко, милая. И я очень огорчен, что тебе пришлось вот так, без подготовки, узнать о нашей истории. Откровенно говоря, я сожалею, что все случилось так, как случилось. Лично я предпочел бы еще подождать… Но теперь худшее уже произошло, — сказал Павел Поллок словно самому себе.
— Дело не только в этом, папа! — пылко взглянула на него Окса.
Но ее отец, глядя своими грустными голубыми глазами в глаза дочери, продолжил, не обратив внимания на ее слова.
— Подожди немного, потерпи! Мы и сами в растерянности и не очень представляем, что делать. Да между нами даже общего согласия нет! Просто нужно время, чтобы подумать… чтобы не наделать ошибок, — вздохнул отец, обнимая Оксу за плечи.
— Ничего не понимаю… Согласия насчет чего?
— Больше я не могу ничего тебе сказать, пока мы сами не разберемся.
— Ладно, ладно! Вот превратите меня в психологически травмированную, не жалуйтесь потом! — преувеличенно решительно заявила Окса, воспрянув духом. — Потому что предупреждаю тебя: с возрастом я стану полной неврастеничкой и заявлю всем крупным специалистам в области психиатрии, которые будут заниматься моим случаем, что истоки этого лежат в моем подростковом возрасте. Я с чистым сердцем сообщу всем, что пережила чудовищный психологический шок и что моя семья мной пренебрегала, вот!
Отец чуть помедлил, а потом рассмеялся искренне и звонко, заразив смехом Оксу. Она расхохоталась, искоса поглядывая на него, а он нежно взъерошил ей волосы.
— Ладно, если я правильно поняла, мне придется придержать вопросы до того момента, пока вы соизволите уделить мне ваше драгоценное внимание, — подытожила Окса самым провокационным тоном. — Конечно, ведь я всего лишь подросток, вынужденный подчиняться воле таких мудрых и таких разумных взрослых…
Отец снова посмотрел на нее с тревогой и бессилием, даже не пытаясь этого скрыть. Оксе внезапно стало его очень жалко, и она решила временно отступить.
— Ничего не могу гарантировать, но попробую… — сказала девочка, наматывая на палец подол футболки. — Ой, чуть не забыла! Леомидо и Абакум придут к нам на ужин!
— Отличная новость! — воскликнул отец, довольный переменой темы. — Пошли, приготовим ужин, достойный этого названия. Э-э… Может, стоит навести небольшой порядок в комнате до того, как это увидит мама, как ты считаешь?
И они вдвоем принялись на четвереньках собирать обломки и обрывки того, что Окса в припадке ярости уронила, разбила и порвала с помощью телекинеза.
Павел Поллок заметил на стене большое обгоревшее пятно, но предпочел сделать вид, что ничего не видел, и довольствовался тем, что просто прикрепил на место худо-бедно склеенный постер. Ибо сейчас был тот самый случай, когда не стоило подливать масла в огонь…
20. (Не)контролируемые всплески
Мари Поллок не нужно было знать всех подробностей, чтобы почувствовать, что что-то произошло. И единственное, что отличало ее восприятие событий от остальных обитателей дома — она не знала сути дела.
Все началось в начале недели, по прибытии друзей Драгомиры. Мари заметила, что Павел с Оксой спустились вниз уже заполночь, и едва не вмешалась, чтобы намылить мужу шею за то, что позволил дочери так поздно засиживаться перед началом учебной недели. Но, увидев утром выражение лица мужа, Мари не решилась этого сделать. У Павла бы такой расстроенный вид…
Со всей присущей ей деликатностью она попыталась осторожно выяснить, что произошло, но Павел, при желании отлично умевший хранить несокрушимое молчание, не проронил ни звука.
Этим вечером на кухне царила странная атмосфера и наэлектризованная, и мрачная одновременно. К маленькой семье за ужином присоединились Леомидо и Абакум. Эти двое, обычно бывшие душою компании, в этот раз были чем-то весьма озабочены. Возможно, состояние Драгомиры волновало их куда больше, чем она думала. К тому же на это весьма красноречиво указывало само присутствие Леомидо: никогда за последние десять лет его визит к Поллокам не превышал от силы пары дней. И вот, пожалуйста — он тут уже почти неделю…
— Драгомира не спустится? — поинтересовалась Мари, чтобы нарушить молчание.
— Нет, дорогая Мари, она еще слишком слаба, — благосклонно взглянул на нее Леомидо.
— Надеюсь, вы ничего серьезного от меня не скрываете? — продолжила Мари, слегка улыбнувшись.
— Не волнуйся, милая, — ответил ей Павел. — Все в порядке, просто слабость, пройдет…
«Ну, они и дают!» — недовольно подумала Окса. В ней кипели злость, испуг и нетерпение, отчего девочка была сильно на взводе. Разговор с отцом пошел ей на пользу, но этого было явно недостаточно, чтобы ее окончательно успокоить.
Оставшиеся без ответа многочисленные вопросы привели Оксу в раздражение, которое ей с трудом удавалось скрывать. Что случилось с Малораной? Почему она не вышла вместе с остальными? Что это за история с Фениксом? Пытался ли уже кто-нибудь вернуться в Эдефию? Известно ли, где она находится? И сколько всего народу сбежало? Почему они лгут ее матери?
ПОЧЕМУ? Одни сплошные «почему». И ни одного «потому что».
Отец искоса поглядывал на дочь, и Окса бесилась из-за того, что за ней следят. Она посмотрела на мать, заканчивавшую готовить зеленый салат. Мари стояла спиной, чуть согнувшись над столом, ее плечи легонько подрагивали — она перемешивала ингредиенты.
«Могли бы ей сказать… Оставлять ее в неведении — это гадство!» сказала себе Окса. И внезапно это стало сильнее ее: НУЖНО ПЕРЕХОДИТЬ К ДЕЙСТВИЮ!
Она, конечно, не могла себе в этом сознаться, но в глубине души ей до смерти хотелось заставить отца расплатиться за то, что всю эту странную неделю он как бы удалился от нее.
Ослепленная злостью, Окса, не раздумывая, сосредоточилась. Все до одной тарелки вдруг оказались в центре стола и закружились в хороводе. Окса, естественно, не шевельнула даже пальцем… а принялась барабанить по столешнице, словно отбивая такт этого необычного балета.
Трое мужчин с испуганной поспешностью разложили ножи и вилки возле своих тарелок прежде, чем Мари вернулась на место… Но Окса еще далеко не закончила…
Она решила поэкспериментировать. Телекинез — это, конечно, забавно, но она намеревалась перейти к более серьезным вещам. И это мать подсказала ей, что выбрать следующей мишенью: Мари встала, чтобы зажечь ароматические свечи, стоявшие на круглом столике у входа на кухню. Щелкнув
