догадывались хотя бы интуитивно, он эти проблемы даже не представлял. Короче, технарской жилки у него не было. А без этого любая крупная общественная идея вообще бессмысленна. Зачем весь огород городить, если в итоге тип взаимодействия Человека и Природы остается прежним?
Не все ли равно кому молиться, и как строить управленческую пирамиду, если продолжаешь пахать и ездить на дрянной лошаденке. А летать не только не можешь, но даже боишься.
– А что же, все-таки, Новгород?
– Конкурент опаснее врага. Альтернативой царизму были Орден или свободная республика. Орден был сильнее в плане политики и религии. Равен белой, расово чистой республике, в плане национальном. Но проигрывал в плане цивилизационном. У Ордена цивилизационной идеи не было, а у города свободных мастеров[92] была. Ибо такой город не может не развиваться, хотя и не формулирует идею развития в явном виде. И город мешал Ордену при отказе от царизма. И потому был уничтожен безжалостно. Не как враг, а как конкурент, который опаснее врага.
– Ты или что-то просто забываешь, или недопонимаешь.
– Что именно? – удивился Кузнецов.
– Город это не только, а может даже и не столько техническое развитие, сколько свобода. Помнишь известное из истории „воздух города дает свободу“.
– Правильно! И здесь ты коснулась важнейшей проблемы. Много столетий люди ломают головы, и не только в переносном смысле, над идеей свободы. С одной стороны без свободы невозможно никакое развитие. С другой стороны даже такие фанатичные анархисты как я повседневно видят, что далеко не все достойны свободы, а многие ее даже сами не хотят.
Где выход? А выход состоит в том, чтобы понять роль свободы в Божьем замысле. Многие физики, химики, биологи иногда удивляются, надо же, мир так устроен, а Земля так точно расположена, что только при таких условиях и возможна жизнь и обязательна эволюция. А значит, и разум.
– Ну и что?
– А то!
Она засмеялась, вспомнив диалект родного города. Кузнецов тоже улыбнулся и продолжал:
– А то, что цель – это развитие. Тогда свобода – это только условие развития. Важное, даже необходимое, но условие. Нет развития, и Бог не защищает свободы начавших деградировать.
Так что, борясь за развитие, ты автоматически борешься и за свободу. В противном случае твое развитие заглохнет, как это было в СССР. Но борясь только за свободу, ты можешь оказаться и в стороне от стратегической линии выполнения Божьего замысла. И дашь незаслуженную свободу алкашам и ублюдкам. Голосующим за Жирика болванам свобода противопоказана.
– Значит, истинный Орден, борется за цивилизационное развитие и за свободу, как ее необходимый компонент. Но при этом не впадает в юродское народничество?
– В точку! Именно так, кстати, и действовали наследники крестоносцев, затевая все революции Нового Времени на Западе[93]. Но, теперь сама понимаешь, что Грозный так поступать не мог. Его Орден был лишен и компоненты развития, и важнейшей составляющей этого компонента – свободы. Грозный был слишком царем в душе, чтобы дорасти до идеи свободы. Трон Симеону Бекбулатовичу отдать сумел. Смелости хватило. А сделать свой Орден орденом свободы и прогресса на это не хватило ни смелости, ни знаний, ни интуиции.
Да это было просто невозможно в его время в его ситуации. Ну, сама представь, Грозный в роли Марата. И время не то, и фигура не та.
– А в роли кукловода Марата?
– До такого он тоже не мог дойти своим умом, политтехнологи все же были еще не те. Орденскую идею понять в полном объеме, это тебе не религию для быдла выдумать.
– И это говорит второй человек партии Народной свободы! Народной, господа, и свободы, господа. Прошу обратить внимание.
Кузнецов засмеялся.
– На войне как на войне. Однако внутри нашей партии мы научимся сочетать идею свободы с разумной организацией. Но пойми еще раз, идея свободы, это не идея жрать как свинья и трахаться как обезьяна. Это идея свободы для творчества. Свободы политической, социальной и экономической в первую очередь для творческой личности. А быть в орденских рядах это тоже творческое занятие. Здесь нужны интуиция, раскованность, импровизации. Здесь такие раздолбаи, как Алексей становятся в меру дисциплинированными, а такие простаки, как Виталий начинают импровизировать и творить.
– Ну и что из этого следует? Ваш Орден не повторит ошибок Грозного?
– Наш Орден свободных технократов, творцов и мастеров. Мы рыцари свободы. И мы не собираемся использовать семитские религии или шантажировать их. Мы собираемся их уничтожить. Что, кстати, уже начали делать, опубликовав часть найденных нами документов. В пиаре этого проекта ты, кстати, сделала себе имя в мировой журналистике. Так что предпосылок для повторения ошибок Грозного у нас нет.
– А не много на себя берете? Вы ведь, в отличие от Грозного, до трона пока еще не добрались.
– А мы и не собираемся до него добираться. Мы его хотим уничтожить, а не завоевать.
– А сумеете?
– Постараемся.
Тамара помолчала. А Кузнецов смотря на нее прямо и просто, сказал:
– Останешься?
– А здесь есть, где остаться?
– Разумеется. Я здесь теперь живу.
– Прямо здесь?
– Разумеется. Здесь теперь и моя жизнь, и мое служение и моя судьба. Итак, скрасишь мне ночь в моей келье?
– Знаешь, Михалыч, ты мужик что надо. Но, „я другому отдана и буду век ему верна“.
– Только поэтому?
– Нет, ты правильно понял. Но, помнишь, тогда Семен бросился прикрывать меня, ты бросился за труп Муртазова.
– Если бы я бросился вслед за Семеном, мы сейчас гнили бы в том подземелье. Но, наверное, ты хочешь еще напомнить, что потом я не настаивал на том, чтобы идти наверх.
– И это тоже.
– Не считаешь ли ты меня трусом?
– Нет, разумеется. Но ты, при всей твоей эмоциональности, расчетлив и бездушен, как машина. Ты живешь для победы, для успеха твоего дела и твоих идей. У тебя хорошо быть в подчинении. Ты извернешься, но свою команду приведешь к победе. Как привел к победе нас. И при этом ты постараешься сохранить как можно больше своих. А после победы не станешь хапать добычу, а просто пойдешь спать.
– И что же в этом плохого?
– Для тех, кто у тебя за спиной, ничего плохого. Только одни плюсы. Но для тех, кто сбоку. Ты меня понимаешь?
– Да.
– Так вот для них, для тех, кого называют близкими, ты, извини не подарок. Ты не зол с ними, но ты бесчувственен и холоден. Смотри, за все время нашего знакомства ты ни разу не упомянул про свою семью. Нет, упомянул один раз, – поправилась она, и продолжала. – но, это не столь важно. А ведь у тебя, в отличие от Семена, была в то время, да и сейчас, наверное, есть полноценная нормальная семья. Но я не позавидовала бы ни твоей жене, ни той твоей маленькой подруге, которая так профессионально поставила тогда Семена на ноги.
– Семья, разумеется, есть. И я выполнил перед своей семьей все социальные обязательства. Да и подругу не забыл.
– Вот видишь, слова-то какие, как в отчете.
– У подавляющего большинства других русских мужиков и слова и дела в этом отношении гораздо хуже.
– Это не оправдание для твоей бесчувственности. И поэтому я не хочу быть твоей любовницей даже
