А пока, чтобы не думать и других отучить, номенклатура ведет шумную пропаганду. Она старается всем навязать представление, будто номенклатурщики – самоотверженные герои, слуги народа, мученики во имя его блага.
Почитайте эту саморекламу номенклатуры: как они неразрывно связаны с народом, плоть от его плоти и кость от его кости; как они день и ночь только и живут думами о счастье народном; как не стремятся они ни к каким привилегиям, кроме одной – послужить народу; и все помыслы свои отдают этому служению, и нет для них важнее цели, чем благоденствие народа и его свобода, и ради этого они, не щадя своих сил, строят бесклассовое коммунистическое общество. И так далее, и тому подобное.
Водопад елейной лжи сплошным потоком низвергается в выпускаемых по социальному заказу номенклатуры газетах, книгах, по радио и телевидению, в театрах и кино, в речах и докладах. Да и каждый номенклатурщик в отдельности – то с наигранным пафосом, то с наигранной же задушевностью, а то и просто со скукой – повторяет эту ложь.
Мольеровский Тартюф и щедринский Иудушка Головлев, собственно, ничего из ряда вон выходящего не совершили. Но именно разница между их подленьким поведением и благородной маской святости, которую они напяливали, сделала этих святош отрицательными типами мировой литературы. Так и номенклатура – класс-Иудушка, класс-Тартюф – своим ханжеством заслужила суровую оценку.
Между тем номенклатура не только приписывает себе качества, прямо противоположные ее истинной природе,- она требует от всех признавать за ней такие качества. Номенклатура негодует и обвиняет в антикоммунизме и антисоветчине тех, кто даже в свободных от нее странах решается усомниться в ее моральных доблестях. А уж там, где номенклатура властвует,- горе усомнившемуся!
Следствие того, что правящая номенклатура паразитирует на моральных категориях, которые ей внутренне чужды,- это воцарившееся в советском обществе «двоемыслие», как назвал это явление Оруэлл в романе «1984». Все общество опутано клейкими тенетами номенклатурной лжи, разорвать их хоть где- нибудь нельзя – на вас сразу же, как гигантский паук, набросится номенклатура. Все от яслей до гроба должны повторять казенную неправду и восхвалять «партию», как именуется в официальной пропаганде класс номенклатуры.
Да, годы «гласности» и лозунги «перестройки» приоткрыли шлюзы, люди стали говорить и писать свободнее – хотя все равно не так свободно, как на Западе. И потом: надолго ли это?
Ложь, насильственно распространяемая паразитирующей номенклатурой, настолько переполнила все поры советского общества, что в нем как элементарная гигиеническая реакция самосохранения возник сформулированный Солженицыным лозунг; «Жить не по лжи».
Вот и я ему следую: пишу о советском обществе не то, что, бывало, повторял – сталинскую схему о двух дружественных классах и прослойке интеллигенции. Пишу то, что вы сейчас читаете. Пишу правду.
И главу эту я завершу двумя портретами номенклатурщиков – тоже написанными с натуры: первый из сравнительно отдаленного прошлого, по материалам секретного архива; второй из недавнего, по собственным наблюдениям.
8. СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА
Это ощущение я уже испытал. Помню, как много лет назад, молодым переводчиком на Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников, я с нараставшим отвращением листал фотокопии (назывались они там по-американски «фотостатами») документов, расцвеченных подписями, визами, резолюциями,- и виделись за ними судьбы людей, искалеченных этими безжалостными бумагами. Вот и сейчас я с тем же чувством листаю фотокопии. Только сделаны они с секретных документов не нацистских ведомств, а Западного обкома ВКП(б) и хранятся ныне в Вашингтоне в так называемом Смоленском архиве.
Хороший обзор этого архива дал покойный американский профессор Мерл Фейнсод [10]. Обзор этот не исчерпал всего богатства архива. Мы же здесь займемся вообще, казалось бы, частным вопросом: полюбуемся на образ периферийного номенклатурщика, который встает перед нами не из произведений социалистического реализма (вроде романа Всеволода Кочетова «Секретарь обкома» или кинофильмов «Великий гражданин» и «Член правительства»), а из этих вот бумаг его повседневной деятельности.
Итак: место действия – городок Козельск, один из многочисленных районных центров Западной области. Время действия – 1936 год, год принятия сталинской Конституции и канун ежовщины.
А вот и действующие лица: Деменок Петр Михайлович, секретарь Козельского райкома ВКП(б), адрес – город Козельск, Советская улица, дом бывший Щеголева. В том же, видимо, конфискованном у местного домовладельца доме проживает и заместитель Деменка – Балобешко Иосиф Петрович, второй секретарь райкома. Наконец, третье действующее лицо – начальник районного отделения УНКВД Западной области младший лейтенант государственной безопасности А.Цебур.
Это вожди Козельского района. Деменок и Балобешко – не только руководители 420 коммунистов Козельской парторганизации. Лишь их два имени стоят в документе под маловразумительным названием «Список руководителей и заместителей Козельского РК ВКП(б)», коим должна непосредственно вручаться «Поверочная, опытная и мобилизационная «телеграмма» [11]. Вот уж поистине это, по старому русскому выражению, цари, боги и воинские начальники!
Над этой тройкой козельских вождей возвышаются, как громовержцы на Олимпе, секретари Западного обкома ВКП(б) в Смоленске. Это первый секретарь обкома Румянцев и секретарь обкома Шильман (год 1936 -й, евреи еще не изгнаны из партийного аппарата).
Но не кончается на смоленском Олимпе горизонт козельских градоначальников. Вот пакет с надписью «Секретариат Центрального Комитета. Москва. Старая пло-щадь, дом 4. № ОБ43/1С». Пакет – от Оргбюро ЦК ВКП(б), адресован товарищу Деменку П.М. Присланы инструкция и выписка из протокола заседания оргбюро. А вот письмо, тоже Деменку, где появляются имена исторические. Процитируем документ полностью:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Строго секретно. Подлежит возврату.
Всесоюзная Коммунистическая партия (б). Центральный Комитет. Особый сектор. № П2600. Экземпляр № 2403.
Товарищ Деменок! По поручению товарища Сталина препровождается вам стенографический отчет заседания Пленума ЦК ВКП(б) от 21-25 декабря 1935 года.
Зав. О. С. ЦК А.Поскребышев» [12].
Так зримо протягивается нить от «отца» номенклатуры к козельскому номенклатурщику. Герой нашего повествования – не просто провинциал, хозяйничающий над затерявшимся в просторах России Козельским районом; он органическая составная часть того, что объединяет его со Сталиным,- номенклатуры.
Мы застаем Деменка в тот момент, когда он докладывает секретарю обкома Шильману: «Сообщаю, что я по выздоровлении вступил в исполнение своих обязанностей и работаю с 16 апреля». Очередная же работа секретаря-райкома будет состоять в проведении обмена партдокументов – это придуманная номенклатурной верхушкой форма чистки партии, В масштабе всего Союза возглавлял эту операцию Ежов, находившийся тогда в ЦК партии и не сделавшийся еще наркомом внутренних дел. Смысл проверки партийных документов – это исключение неблагонадежных, неугодных партруководству.
Исключение человека из партии в Советском Союзе – страшная катастрофа для исключенного. Можно быть беспартийным; карьеры особой не сделаешь, но просуществуешь. А исключенный из партии – это человек заклейменный, над которым занесен топор для расправы. Угрозой исключения и держит класс номенклатуры в повиновении массу членов партии.
Деменок это знает – и вот как он расправляется с людьми. К моменту возвращения после болезни, 17 апреля 1936 года, в его организации исключено всего 5 членов и кандидатов партии [13]. А уже через 3
