Карбюратор эмульсионного типа, двухкамерный, с падающим потоком и системой отсоса картерных газов за дроссельную заслонку.
Отсоединил шланги, заткнул концы тряпками и снял карбюратор.
Входное отверстие тоже заткнул тряпкой.
Тряпки байковые, клетчатые, из рубашки, которую мне на день моего рождения подарила моя будущая жена, познакомился я с которой на вечеринке у Вити Арабаджи, младшего брата саксофониста в ресторане «Маяк».
Подул ветер, посыпались листья, ворона каркнула и перелетела с яблони на печную трубу.
Снял воздушный фильтр, отсоединил от рычага привода дроссельной заслонки тягу, возвратную пружину и трос привода воздушной заслонки.
Небывало большой урожай в этом году.
Часть винограда он продаст и купит 100 листов оцинкованного кровельного железа, две тонны угля, три куба дров…
— Жене шубу, сыну компьютер… а самый отборный виноград ты отправишь на международную ярмарку, в Жопу, — сказал человек в белом плаще, — за что получишь золотую медаль из говна. Всё грезишь?
— Здравствуйте, заходите, — сказал я.
— Как-нибудь в другой раз. Зимой. Когда твой виноград перебродит в золотистое говно.
Ушёл.
Что ж, иди. Иди, иди, режь правду-матку, пока не нарвёшься где-нибудь. Иди, иди!
Вдруг он вернулся и сказал:
— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Продолжай мечтать и грезить, но не об этом.
— О чём же?
Он снял свой неизменный белый плащ, и тут я увидел, что это мой друг Миша в чёрном костюме, в белой сорочке, с бабочкой.
— О Миша, не узнал я тебя! — вскричал я, подходя к калитке, чтобы обнять своего лучшего друга, но…
Нет, это был не Миша, это был кто-то другой, я его не знал, и он спросил, где тут живёт Киргиз, я сказал, он пошёл по улице, но тут же вернулся, и я увидел, что это не кто иной, как соседка Нина, которая позавчера уехала в Москву.
Красное вино, холодец, капуста.
Она была в белом плаще, в чёрных колготках, курила, смотрела не то с любовью, не то с презрением.
— Пойдём на холм, — сказала она.
— Зачем?
— Просто так. Нет, не нужно, глупости всё это, — и тут же превратилась в Киргиза, и он спросил, когда я отдам долг.
— Вот продам виноград и отдам.
— Мне нужно сейчас.
— Сейчас у меня нет денег.
— Тогда прощайся с жизнью.
И я увидел в его руке нож…
И тут налетел смерч, и всё вокруг исчезло, а потом я снова стал заниматься карбюратором.
Подул ветер, упала и разбилась ещё одна гроздь «изабеллы», и из неё выскочил серенький паучок, он заметался, бросился было к калитке, но тут же вернулся и спрятался в карбюраторе, в первичной камере, и я направил туда струю сжатого воздуха, и он заметался и по оси дроссельной заслонки перебежал во вторичную камеру, и я направил туда сжатый воздух, и он вылетел оттуда и на огромной скорости влип в крупную гроздь, теперь уже навсегда, что, верно, придаст будущему вину неповторимый вкус и запах, что будет отмечено и здесь, и там, во Франции, и тут я увидел на заборе ворону, жадно глядящую на детали моего карбюратора, и я сбил её с забора струёй сжатого воздуха, и тут подъехала милицейская машина, и они стали задавать мне вопросы по поводу Человека в Белом Плаще, и я понял, что сейчас они станут надувать меня сжатым воздухом, и мне было больно и страшно.
— Своего наибольшего могущества Вавилонское Царство достигло при царе Хаммурапи, — сказал Иван Федорович и подошёл к окну, откуда открывался вид на железнодорожный вокзал, рыбоконсервный комбинат, порт и море. — Хаммурапи, — повторил он, глядя в окно. — Записали? Завтра буду спрашивать, а сейчас свободны, но не совсем. Мне нужно вскопать огород. Никого не принуждаю. Только желающие.
Жил он недалеко от школы, на спуске к морю.
Он сказал, что и как, и мы стали работать, а он ушёл в дом.
Наступили осенние сумерки.
— Довольно, — сказал он и пригласил нас в дом.
