Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)

— От предрассудков нужно избавляться, — посоветовал Руссо.

Он остановился перед ювелирной лавкой, где была выставлена сверкающая бижутерия, привезенная из Германии. Но Стефани заметила восхитительное произведение местных ремесленников, скромно помещенное позади иностранного барахла. Это была черная роза, вырезанная из куска лавы. Интерес Стефани к розе не укрылся от глаз торговца. Он внезапно возник из недр лавки, на лице у него расцвела широкая улыбка, и он принялся по-арабски восхвалять свой товар. Он держал черный цветок за стебель прямо перед глазами Стефани.

— Что он говорит?

Руссо не знал ни слова по-арабски. Для орла пустыни ситуация была не очень удобная. Теперь торговец обращался к нему, явно перейдя на поэтичный литературный арабский, и Руссо, покрываясь от ужаса потом, начал лгать с энергией отчаяния:

— Это роза хасад, у нас это амулет на счастье… Этот парень говорит, что у нее длинная история. Традиция черной розы восходит к Фатиме — вам же известно, это была любимая жена Магомета…

Он поспешно достал деньги из кармана и стал совать банкноты торговцу, но тот продолжал свои элегические речи.

— Он утверждает, что эта роза украшала гарем Марбака, величайшего из всех завоевателей…

Вторая порция банкнот наконец-то заставила ювелира умолкнуть, и Руссо вручил розу Стефани.

— Печально, — прокомментировал Руссо. — Наш народ теряет свою культуру. Арабский этого человека невероятно груб. Я с трудом его понимаю…

Затем ему пришлось пройти через новое испытание, когда на площади Раиса Стефани решила попробовать молока верблюдицы — этот напиток черпался прямо из источника. Руссо невнятно произнес несколько гортанных слов, которые привели торговца в некоторое замешательство, а остальное сделали несколько выразительных жестов.

— Вы живете в Тевзе? — спросила Стефани.

Руссо смотрел на нее, попивая сладковатую, совершенно отвратительную жидкость. Власти поселили его в медине, в доме, найти дорогу к которому без помощи водителя он был не в состоянии. Если бы он ориентировался в этих бредовых улицах, то подхватил бы этот мяч на лету — если она действительно кинула ему мяч: он бы пригласил Стефани к себе домой и получил бы еще одну нашивку за верность профессии, красоту которой он никогда не оценивал выше. Вдобавок ко всему, он чувствовал, что плохо играет свою роль, а это было крайне обидно для человека, считавшего, что он понаторел в искусстве жить в чужой шкуре за счет американских налогоплательщиков.

Он поставил кувшин обратно под вымя верблюдицы.

— Нет. Я поставил шатер в пустыне. Я приехал в Тевзу с двумястами верблюдами, которых рассчитываю продать армии…

Стефани обладала практическим складом ума.

— А сколько стоит верблюд?

Руссо закрыл глаза.

— Смотря какой. Это зависит от породы, возраста и… разумеется, роста…

Он остановил такси, и они поехали вдоль нескончаемой стены старого города. Руссо начал длинный восторженный рассказ о Соединенных Штатах, не давая Стефани возможности сменить тему. Он включил в него всякого рода убедительные подробности о Нью-Йорке и Новом Орлеане.

— Вы и вправду хорошо знаете мою страну, — сказала она.

Всю дорогу Руссо был неистощим в рассказах на эту тему, при этом он удивлялся, как он не додумался до этого раньше. Теперь ему дышалось свободнее. Стефани ни разу не заговорила о деле. Она выглядела беспечной, довольной тем, что она здесь, с ним, вдали от кошмара…

У него было чувство, что он с блеском провел трудную операцию.

Они взобрались на холм, и оттуда он показал ей город, опоясанный широкой охровой стеной и ощетинившийся минаретами.

— Эта стена видела воинов Мохали, властителя, противостоявшего Магомету…

— Да, я читала об этом в гостиничной брошюре, — сказала Стефани. — Мне пора возвращаться. Я попытаюсь связаться с зарубежными агентствами печати. Я знаю, что у «Ассошиэйтед пресс», «Рейтера» и «Франс-пресс» здесь есть свои корреспонденты. Они приходили брать у меня интервью на следующий день после нашего приезда. С тех пор ничего… Власти угрожают им, я в этом уверена. Но я сумею на них выйти.

— Я не уверен, что это будет правильным ходом, — сказал Руссо. — Просто забудьте про эту историю. Я уверен, что правительство делает все, что может, чтобы найти виновных… Власти должны понимать, что отмалчиваться уже невозможно… Нужно дать им время.

Стефани почувствовала, как у нее остановилось сердце. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не отпрянуть от своего спутника. И тут она и вспомнила одну деталь, оставленную без внимания в момент их первой встречи. Он не выказал ни малейшего удивления, когда она дала ему прочесть свое письмо в «Нью-Йорк таймс». Он уже был в курсе. Может даже, он один из убийц…

Она покрутила головой, делая вид, что любуется пейзажем. Шофер вышел из такси и отошел метров на пятьдесят. Он сел на землю, повернувшись к ним спиной.

Вокруг не было ни души. Никого.

Место было совершенно пустынным. Одни только камни.

Они ее сейчас убьют.

Она бросила быстрый взгляд на своего спутника. У него было очень суровое лицо. Дикие, кошачьи черты, безжалостные глаза… Почему она раньше этого не замечала? Это убийца. Как могла она поверить, что хасанит, так прекрасно говорящий по-английски, случайно оказался с ней рядом на террасе кафе?

Она попыталась взять себя в руки и справиться с нахлынувшей паникой, но ее голову уже наполняли бессвязным шумом обрывки лихорадочных мыслей.

Этот человек ее сейчас убьет.

Руссо продолжал приводить довод за доводом. Малышка, похоже, слушает. Может, ему удастся ее убедить.

Она выдавила из себя:

— Вы так думаете?

Она услышала свой голос из далекого-далекого прошлого: это был ее детский голос…

До такси сто метров… Водитель отошел подальше и сидит к ним спиной… Если ей немного повезет… Главное, не вызвать у него подозрений…

— Может, вы и правы, не знаю… Мне нужно спокойно надо всем этим подумать…

Руссо решил, что все-таки добился результата.

— Лично я думаю, что вам следовало бы остаться в Хаддане еще на несколько дней и помочь полиции раскрыть это преступление. Что даст мне возможность, я надеюсь, увидеться с вами снова… Должен также сказать, что я достаточно прожил в Соединенных Штатах, чтобы знать, насколько они могут быть циничными и жестокими там у себя… Там могут подумать, что вы стремитесь сделать себе рекламу и…

Она развернулась и побежала к такси.

Руссо остался стоять с разинутым ртом.

— Мисс Хедрикс!

Она прыгала с камня на камень, как газель, и когда он вышел из оцепенения и помчался следом, было уже слишком поздно. Она сидела за рулем.

— Эй! Что я сделал?

Такси рванулось с места, и все, что он смог сделать, пока ошалевший шофер, размахивая руками, с криками несся за машиной в облаке пыли, это остановиться, сорвать травинку и, смеясь, зажать ее между зубами: он был из тех, кто умеет находить повод для смеха в самых отчаянных ситуациях.

14