чтобы не навлечь на себя подозрение. Этот состав мы варили сами. Но необходимый для ее изготовления глицерин продавался в аптеках маленькими дозами, которые нас никак не устраивали. Приходилось вовлекать в заготовку глицерина ряд товарищей, чтобы собрать его в необходимом количестве. Точно так же приходилось обходить целый ряд магазинов, чтобы собрать нужное количество бумаги.
Участники подпольной организации в имении Кириасалы. Слева направо: В.А. Войтенко ('Дрон'), Н.Е. Буренин, М.А. Ставровский ('Скрипач').
Фото 1908 года.
***
Огромную, поистине неоценимую услугу оказывали нам люди, предоставлявшие свои квартиры для подпольных явок, собраний. Находили иногда здесь временный приют и товарищи, скрывавшиеся от царской полиции.
Владельцы этих квартир были людьми внешне вполне благонамеренными, подозрений у полиции не вызывали. Но они сочувствовали нашему делу и стремились помогать нам, рискуя собственным благополучием. Часто мы устраивали подпольные явки в квартирах врачей или адвокатов, где многочисленные посетители не обращали на себя внимания городовых. Сюда наши товарищи приходили под видом больных или клиентов, нуждавшихся в совете адвоката.
Несколько явочных квартир было в здании Академии художеств. Так, например, много лет подряд, начиная с 1902 года, служила нам квартира Эрнеста Францевича Зиварта.
С Эрнестом Францевичем я познакомился, занимаясь в Академии художеств. Был он человеком прогрессивных взглядов, сочувствовал социал-демократии.
Зиварт работал в печатной мастерской Академии художеств, где заведовал граверной студией. Занимал он казенную квартиру, помещавшуюся над печатной мастерской. Чтобы попасть в мастерскую и в квартиру Зиварта, нужно было миновать ворота, затем со двора войти в дверь, откуда расходились в разные стороны длинные, запутанные, слабо освещенные коридоры. К квартире Зиварта можно было направиться по любому из этих коридоров. Та часть коридора, где находилась дверь этой квартиры, была совсем темной; по коридорам постоянно сновали вперед и назад студенты Академии.
Всё это делало квартиру Зиварта очень удобной для конспиративной работы. Наши товарищи были предупреждены о всех деталях ее расположения. Заметив в коридоре подозрительного человека, они спокойно проходили мимо и, никуда не заходя, удалялись в противоположную сторону, а затем выходили на улицу. Словом, здесь была большая возможность сбивать с толку шпиков.
Эрнесту Францевичу можно было полностью доверять. В его квартире проводились заседания Петербургского комитета РСДРП, устраивались наиболее важные явки, хранилась нелегальная литература. Здесь мы печатали листовки на мимеографе и гектографе, а в 1905 году хранили оружие и приготовляли взрывчатую смесь для бомб. Эрнест Францевич снабжал нас печатями, которые он искусно вырезал из пальмового дерева. Эти печати были нам необходимы для паспортов, которыми нужно было снабжать товарищей, находившихся на нелегальном положении.
Охотно предоставляла нам для явки свою небольшую квартирку на Васильевском острове старая учительница Яковицкая. Она была честным и надежным человеком, в чем мы имели много возможностей убедиться. На подпольщиков, особенно женщин, старушка смотрела вначале с недоумением и каким-то сожалением. Она говорила, что не понимает, зачем мы, молодые, губим себя, лишаем себя радостей жизни, советовала бросить такое опасное дело. Однако затем и хозяйка квартиры втянулась в нашу работу, стала выполнять некоторые поручения. Здесь была одна из лучших наших явок.
По заданию Елены Дмитриевны Стасовой я подыскивал надежные адреса для писем, прибывающих из-за границы, а также из других городов России. Адреса всех этих квартир в моей записной книжке были зашифрованы. Когда в 1907 году меня арестовали и я попал в тюрьму, у следователя оказалась моя записная книжка. Но только через три месяца полиции удалось расшифровать написанное, да и то не совсем точно. За это время я успел предупредить товарищей, и обыски, проведенные у них, не дали полиции никаких результатов.
Нам, техникам, имевшим дело с типографиями, складами, подпольными явками, приходилось вырабатывать свою систему шифрования. Мы в этом настолько усовершенствовались, что писали шифры со скоростью обычного письма. При этом применяли двойной шифр: переименовывали слова по известной аналогии и шифровали уже переименованные слова.
Один из членов нашей технической группы-А. М. Игнатьев, придя домой, обнаружил у себя зашифрованную записку: “Был тот, кто лает у ворот”. Игнатьев вспомнил поговорку: “Енот, что лает у ворот”. Среди известных ему товарищей людей с фамилией “Енотов” или похожей на нее не было. А вот Бобров был. И Игнатьев сразу догадался, что автор записки имел в виду Боброва, так как есть енотовые и бобровые воротники.
Однажды-это было в 1905 году-я должен был сообщить А. Я. Гуревич, заведовавшей в то время партийным архивом, что начиненные ручные бомбы удалось благополучно перенести из опасного места, куда могла нагрянуть полиция.
Не застав Анну Яковлевну дома, я оставил записку: “Свадебные мешки с конфетами переданы дружкам, и они очень довольны”. В тот же вечер у А. Я. Гуревич был обыск. Записка попала в охранное отделение, но “как не имеющая значения” через два месяца была возвращена с прочими вещами, взятыми при обыске.
Хранить дома адреса квартир, используемых для нелегальной работы, строго запрещалось.
Помню, я заказал знакомому столяру, человеку, которому доверял, специальную полочку. Она очень хитро раздвигалась, и я прятал в ней бумажки с зашифрованным текстом. Полочку эту я хранил в комнате знакомой старушки, которая ко мне очень хорошо относилась. Старушка, конечно, и не подозревала о назначении полочки. Но она помнила мои слова, что эта полочка дорога мне по воспоминаниям, и заботливо ее оберегала. Полочку я в свое время сдал в Музей Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде.
Вообще же мы старались меньше записывать и больше запоминать, доходя в этом отношении до виртуозности.
Вспоминая те далекие дни, с глубокой признательностью и уважением думаешь о бескорыстных, самоотверженных людях, которые, не страшась опасности, помогали партии, вносили свой вклад в ее великое дело.
В Боевой технической группе
Вскоре после январских событий 1905 года по решению Петербургского комитета РСДРП была создана Боевая техническая группа. Возглавлял эту группу секретарь Петербургского комитета Сергей Иванович Гусев. В состав группы входили Феодосия Ильинична Драбкина (“Наташа”), Софья Марковна Познер (“Татьяна Николаевна”), автор этих строк (“Герман Федорович”) и другие товарищи.
Группа устанавливала связь с рабочими, создавала боевые отряды в районах и на предприятиях, добывала и распределяла оружие.
Как известно. Третий съезд РСДРП, состоявшийся в апреле-мае 1905 года, принял специальное решение “О вооруженном восстании”. В этом решении съезд партии предложил всем партийным организациям “принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников”.
После Третьего съезда РСДРП Боевая техническая группа перешла в непосредственное ведение Центрального Комитета партии. Во главе группы был поставлен, по предложению В. И. Ленина, член ЦК Леонид Борисович Красин (“Никитич”). При Петербургском комитете после этого был создан боевой комитет, который подчинялся Боевой технической группе.
Какие же задачи возлагал ЦК на Боевую техническую группу? Эти задачи вытекали из простых и ясных
