Кем владеет любовь
М а т ь. Он догадывается о твоих отношениях с Эгмонтом, но если ты захочешь быть с ним хоть чуть-чуть поласковее, он на тебе женится, вот посмотришь.
К л э р х е н (поет).
Плача,
Ликуя,
Мечтательной быть.
Чашу
Печали
Блаженной испить,
К небу лететь
И низвергнуться вновь...
Счастлив лишь тот,
Кем владеет любовь!
М а т ь. Брось ты свое баюшки-баю.
К л э р х е н. Не браните меня, матушка, это лучшая из песен. Не раз я убаюкивала ею одно взрослое дитя.
М а т ь. Только любовь на уме. Да можно ли все позабывать из-за одного. Ты Бракенбурга не отталкивай, запомни мои слова: он еще сделает тебя счастливой.
К л э р х е н. Он?
М а т ь. Да, он! Погоди, настанет время! Вы, дети, вперед смотреть не умеете, а нас, опытных людей, слушать не хотите. Помни, что молодости и самой распрекрасной любви приходит конец. Будет время, когда ты станешь бога благодарить, что хоть кров есть над головой.
К л э р х е н (вздрагивает, молчит, потом, словно проснувшись). Матушка, пусть время придет, как приходит смерть. Но думать об этом страшно! Ежели надо - что ж, будем вести себя как сумеем! Эгмонт - тебя потерять? (Плачет.) Нет, это невозможно, нет, нет!
Входит Эгмонт. На нем плащ рейтара и низко надвинутая
шляпа.
Э г м о н т. Клэрхен!
К л э р х е н (вскрикнув, отшатывается от него). Эгмонт! (Обнимает его.) О, мой дорогой, ненаглядный, любимый! Ты пришел. Ты здесь!
Э г м о н т. Добрый вечер, матушка.
М а т ь. Благослови вас бог, благородный господин! Моя девочка уж тоской изошла, больно долго вас не было, с утра до вечера все только об вас толковала да пела.
Э г м о н т. Ужином меня попотчуете?
М а т ь. Благодарствуйте за честь. Не знаю только, найдется ли что у нас.
К л э р х е н. Ну конечно, найдется! Не тревожьтесь, матушка, я кое-что припасла и приготовила. Только вы меня не выдавайте.
М а т ь. Не очень-то богато.
К л э р х е н. Не спешите! К тому же я думаю: когда он со мной, я и голода не чувствую, наверно, и у него аппетит пропадает, когда я рядом.
Э г м о н т. Ну, это как сказать.
Клэрхен топает ножкой и сердито от него отворачивается.
Что это ты?
К л э р х е н. Вы так холодны сегодня! Ни разу меня не поцеловали. И руки у вас спеленаты плащом, как у младенца. Не подобает воину и возлюбленному ходить со спеленатыми руками.
Э г м о н т. Всему свое время, голубка, всему свое время. Когда солдат стоит в засаде, подстерегая врага, он старается не дышать и крепко держит себя в руках, покуда не придет пора взвести курок. А любящий...
М а т ь. Что ж это вы не садитесь? Прошу вас, устраивайтесь поудобнее. Я побегу на кухню. Клэрхен, как вас увидит, ни о чем уже не думает. И еще прошу, не взыщите за скромный ужин.
Э г м о н т. Ваше радушие - лучшее угощенье.
Мать уходит.
К л э р х е н. А что же тогда моя любовь?
Э г м о н т. Все, что хочешь.
К л э р х е н. Сами подыщите для нее сравнение.
Э г м о н т. Итак, прежде всего... (Сбрасывает плащ, становится виден его ослепительный наряд.)
К л э р х е н. О боже!
Э г м о н т. Теперь у меня руки свободны. (Ласкает ее.)
К л э р х е н. Не надо! Вы сомнете свой наряд! (Отстраняется от него.) Какая роскошь! Я и дотронуться- то до вас боюсь.
Э г м о н т. Ты довольна? Я ведь обещал когда-нибудь прийти к тебе в испанском обличье.
К л э р х е н. Я уже давно вас об этом не прошу, думала, вы не хотите. Ах, и 'Золотое руно'!
Э г м о н т. Вот ты его и увидела.
К л э р х е н. Тебе его сам император надел на шею?
Э г м о н т. Да, дитя мое! Эта цепь и этот орден дают тому, кто их носит, наивысшие права. Нет на земле судьи надо мной, кроме гроссмейстера ордена вместе со всем капитулом рыцарей.
К л э р х е н. Да, если бы даже весь мир судил тебя... Какой бархат загляденье, а позументы! А шитье! Глаза разбегаются.
Э г м о н т. Гляди, пока не наглядишься.
К л э р х е н. И 'Золотое руно'! Вы столько мне про него рассказывали, оно ведь дается в знак великих трудов и подвигов, усердия и отваги. Ему цены нет - как твоей любви, которую я ношу в своем сердце, хотя...
Э г м о н т. Что ты хочешь сказать?
К л э р х е н. Хотя сравнения тут быть не может.
Э г м о н т. Почему же?
К л э р х е н. Мне она досталась не за усердие и отвагу. Я ничем ее не заслужила.
Э г м о н т. В любви все по-другому. Ты заслужила ее тем, что ее не домогалась, - любят обычно тех, кто не гонится за любовью.
К л э р х е н. Ты по себе судишь? И про себя такие гордые речи ведешь, - тебя ведь весь народ любит.
Э г м о н т. Если бы я хоть что-то сделал для него, сумел бы хоть что-то сделать! А так - это их добрая воля меня любить!
К л э р х е н. Ты, наверно, был сегодня у правительницы?
Э г м о н т. Был.
К л э р х е н. Вы с нею добрые друзья?
Э г м о н т. Похоже на то. Мы друг с другом любезны и предупредительны.
К л э р х е н. А в душе?
Э г м о н т. Дурного я ей не желаю. У каждого свои воззрения. Но не в этом дело. Она достойнейшая женщина, знает своих приближенных и могла бы вникнуть в самую суть вещей, если бы не ее подозрительность. Я доставляю ей много забот, в моих поступках она усматривает какие-то тайны, которых и в помине нет.
К л э р х е н. Так уж и нет?
Э г м о н т. Ну, что тебе сказать? Иной раз задние мысли бывают и у меня. Любое вино со временем оставляет осадок в бочках. С принцем Оранским у нее хлопот еще больше, он, что ни день, задает ей новые загадки. О нем идет молва, будто он вечно что-то замышляет, вот она и смотрит на его лоб - о чем, мол, он думает, на его шаги - куда он собирается их направить.
К л э р х е н. Скажи, она притворщица?
Э г м о н т. Она правительница, что ж тут спрашивать!
К л э р х е н. Простите, я хотела спросить: искренна ли она.
Э г м о н т. Точь-в-точь как всякий, кто преследует свои цели.
К л э р х е н. Я бы в таком мире пропала. А у нее мужской ум, она совсем другая, чем мы, швейки да стряпухи. Она всех выше - смелая, решительная.
Э г м о н т. Когда в стране порядок, а не кутерьма. Сейчас и она малость не в себе.
К л э р х е н. Как это?
