граничит с хулой на Святого Духа.
Позднее предание
Один из трудных моментов на нашем пути был связан с поздними преданиями. Мы знали, что до одиннадцатого столетия Церковь была единой. До этого времени все христиане рассматривали великие Вселенские Соборы как ориентиры для толкования Писания и формулировки содержания своей веры.
Но с отделением Рима от православного христианства произошли драматические изменения. Не будучи более подотчетным полноте исторической Церкви, Рим был теперь свободен учить о вселенскости папской власти и изменил Никейский Символ веры добавлением пункта филиокве. Подобно этому римская церковь могла вводить по своему усмотрению и другие новые догматы и обычаи. Так она и поступала — и, по–видимому, будет поступать дальше.
Протестантские реформаторы не зря нападали на такие нововведения как чистилище, папство и индульгенции. Все они были поздними добавлениями к вероучению, не имевшими никаких корней в апостольском предании. Например, в 1854 году Рим принял догмат о непорочном зачатии Девы Марии.
Согласно этому учению, не только Христос был рожден безгрешным, но также и Мария вошла в мир, избавленная от первородного греха. Глубоко почитая Пресвятую Деву и Матерь Бога нашего, Православная Церковь все же так не учит. Почему бы в таком случае не распространить то же самое на родителей Пресвятой Богородицы и так далее вплоть до Эдема?
В 1870 году, чуть больше ста лет назад, Рим добавил к своей коллекции новых преданий еще один догмат. На этот раз он снова касался Папы. Теперь не только его власть была вселенской, но сам он считался непогрешимым.
Стоит ли удивляться после этого, что протестанты до смерти напуганы преданием!
Об этом трудно говорить. Мои друзья из римо–католиков не любят это слышать, но, тем не менее, я должен это сказать. В 1054 году Рим отступил от апостольского предания. Тысячелетие церковного единства осталось позади. Нет, Рим не во всем был неправ — ни в коем случае. Но он обременен папством и набором догматов, которые просто несовместимы со Священным Преданием. И, на мой взгляд, он не приближается, а уходит все дальше от православного христианства. Создается впечатление, что растущее число его священников, монахинь и мирян проникнуты духом бунтарства и даже анархии. Такие течения в современном католицизме, как «теология освобождения» в Южной Америке, феминизм и богословский либерализм в Северной Америке и в Европе охватывают всю гамму от непроявленной внешне апатии до непрочного в основании сверхконсерватизма.
Настало время для Рима вернуться к единству Церкви и вере апостолов и святых отцов, которой он когда–то так дорожил. Настало время вернуться к полноте Священного Предания!
Еще более обременено поздним преданием протестантское движение. Если Рим в основном делал добавления к вероучению, то протестанты выбрасывали его части. Пытаясь освободиться от римских излишеств, современные протестанты сильно перестарались в корректировке своего курса. Явившийся результатом этого редукционизм принес большой вред протестантским христианам в их поисках совершенства во Христе и неуклонного следования истинной вере.
Имя «Мария» перестало пользоваться почитанием; святое причастие превратилось в ежеквартальное воспоминание; власть и дисциплина в церкви сохранились лишь в памяти; вероучение стало делом личной интерпретации, постоянно подвергаясь сомнениям. Попробуйте назвать хоть одну протестантскую деноминацию, которая полностью следовала хотя бы учению своих основателей — не говоря уже о приверженности апостольской вере.
В поисках семьи
Мы старались найти свою духовную семью. И многие эмоции, которые мы пережили, и ситуации, с которыми мы столкнулись, похожи на то, что случается с приемными детьми, ищущими своих природных родителей.
У нас есть хорошие друзья в Санта–Барбаре, назовем их Дон и Полли Браунер. Полли — приемная дочь. Когда она родилась в 1948 году, ее мать рассталась с ее отцом и была не в состоянии содержать и растить свою дочь. Поэтому еще до ее рождения было принято соглашение об удочерении девочки христианской семьей, которая уже имела одну дочь, но больше детей иметь не могла.
Полли узнала о том, что она приемная дочь, когда ей было четыре года. Как–то, играя, она без всякой видимой причины спросила: «Мама, а ты моя настоящая мама?» Застигнутая врасплох, мать сказала ей, что нет, но что она не могла бы любить ее больше, если бы и в самом деле была ее матерью.
Начиная с этого времени Полли начала незаметный, но интенсивный поиск. В возрасте тринадцати лет она буквально помешалась на своем удочерении. Это произошло не потому, что она была несчастна или думала, что ее родители поступают плохо, воспитывая ее, она была поглощена мыслью, что где–то в этом мире существуют люди, которые связаны с ней узами родства и могут быть похожи на нее.
Спустя короткое время Полли, роясь в ящике своего приемного отца, нашла документы о ее удочерении. Она просмотрела эти документы и внизу обнаружила подписи своих настоящих родителей. Последнее имя было легко запомнить — слишком легко, ибо никто не знает, как много американцев носят это имя: Смит. Желание Полли найти своих настоящих родителей драматично нарастало все годы до достижения ею двадцатилетнего возраста.
Когда бы она ни выходила на улицу, она всматривалась в лица — лица, которые, она надеялась, окажутся похожими на нее. И если она обнаруживала подходящего, по ее мнению, человека, она останавливала его и начинала расспрашивать. Попадая в чужой город, она искала Смитов в телефонной книге.
В 1968 году Полли встретила Дона, который впоследствии стал ее мужем. Дон заинтересовался раскрытием этой тайны так же, как Полли. Во время своего первого свидания они посетили Отдел записей в Лос–Анджелесе — городе, где Полли родилась.
Оказалось, что ее данные находятся в закрытом доступе в Сакраменто. Они наведались в госпиталь, где Полли появилась на свет, но также безуспешно.
В середине декабря 1975 года, зная, что ее настоящий отец имел лицензию водителя в Калифорнии, Полли и Дон запросили его имя через компьютер Отдела автомобильного транспорта. Им был выдан адрес в маленьком калифорнийском городке. Они отправились к ближайшему платному телефону, но не обнаружили никого с именем ее отца среди фамилий Смит. После примерно двухдневного изучения данных, они пришли к заключению, что отец Полли финансировал покупку автомобиля через Банк Америки.
Теперь начиналась настоящая бумажная охота. Банк сообщил Полли, что мистер Смит действительно брал заем, но с тех пор переехал в большой город на Среднем Западе. Запрос информации в этом городе не принес результата. Однако, в управлении налоговой службы того же города сообщили, что семья с фамилией Уолкер купила дом у мистера Смита, Поллиного отца, годом раньше. И у налогового инспектора оказался номер телефона миссис Уолкер. Это было в полдень последнего дня 1975 года.
Ярким новогодним утром, когда Браунеры сочли, что на Среднем Западе уже достаточно поздно, они позвонили миссис Уолкер. Вел разговор Дон, к тому времени уже ставший мужем Полли. Когда Дон спросил миссис Уолкер, знает ли она мистера Смита, она ответила, что, разумеется, знает — он ее племянник! Дон стал задавать вопросы, которых оказалось так много, что в конце концов он вынужден был объяснить причину своего любопытства. В ответ миссис Уолкер сказала, что она знает трех детей Смитов, но о четвертом ей ничего не известно. Так Полли впервые узнала, что у нее есть брат и две сестры.
В конце разговора миссис Уолкер предложила Дону позвонить сестре отца Полли, живущей в том же городе, чтобы получить дальнейшую информацию.
Тетка Полли была очень уклончива. Она не поверила ни слову из сказанного Доном и отказалась сообщить о месте нахождения отца Полли и вообще что–либо о нем. Дон умолял, но она повесила трубку. Полли снова оказалась перед каменной стеной. Прошло два часа. Полли наконец убедила Дона позволить ей самой позвонить тетке. Даже после того, как Полли повторила всю историю, подозрения ее тети не рассеялись. В конце концов Полли попросила тетю по крайней мере передать информацию ее отцу и позволить ему решать, хочет ли он вступить в контакт.
Спустя примерно полтора часа зазвонил телефон. Это был заказной вызов от мистера Смита. Полли проглотила комок в горле и приняла вызов. Во время сорокапятиминутного разговора Полли выяснила, что
