— Слава Богу, вы пришли, — сказала Гонсало сиделка. — Еще чуть- чуть, и я бы с нею не справилась. Откуда в ней только силы взялись!
— Где моя девочка? — истерично закричала Маргарита, увидев Гонсало. — Куда ты ее унес? Что ты с нею сделал?
— Я отвечу, но прежде ты должна успокоиться, — строго произнес Гонсало.
Успокоиться Маргарита не могла: тревога за дочь не покидала ее. И тогда Гонсало, больше не щадя ее, прямо сказал, что девочка умерла.
— Нет, ты врешь! Я не верю тебе! Она жива! — неистово заголосила Маргарита.
— Я только что похоронил нашу дочь, — твердо молвил Гонсало.
— Не верю! Покажи мне могилку. Придем туда сейчас же!
— Этого я тебе не скажу, — безжалостно заявил он. — Мне не нужна женщина, которая каждый день будет ходить на кладбище и рыдать там над могилой.
— Ты и в этом мне отказываешь? — возмутилась Маргарита.
Долго еще Гонсало пришлось уговаривать Маргариту смириться с несчастьем и попытаться жить как прежде.
А тем временем терпение Бенито лопнуло. Не в силах выносить детского плача, он решил больше не ждать Гонсало и задушить девочку.
Когда его тяжелые ручищи обхватили ее горлышко, Рамона тоже не выдержала и, схватив подвернувшийся под руку утюг, оглушила им Бенито.
Затем взяла девочку на руки и понесла ее по темным ночным улицам, надеясь до рассвета уйти подальше от города, в который для нее уже навсегда была заказана дорога.
Но выбравшись за город и оказавшись в чистом поле, она опомнилась: что же ей делать с ребенком, который плакал и мог умереть от голода? Искать для него кормилицу? Но Гонсало Линч наверняка уже дал задание своим бандитам, и те перевернут всю округу, расспрашивая о женщине с грудным ребенком.
Нет, надо срочно избавиться от девочки, решила Рамона. Подбросить бы ее кому-нибудь, да откуда людям взяться ночью посреди степи!
И тут она увидела цирковые повозки, расположившиеся здесь для ночевки.
— Ну, малышка, Бог тебя бережет! — сказала Рамона. — Авось убережет и меня, за то, что не дала тебе умереть. Прости старуху. Теперь твоя судьба — жить с этими циркачами.
Она положила плачущую девочку неподалеку от повозки и быстрым шагом удалилась в степь, скрывшись в ночной мгле.
Хозяин передвижного цирка и сам же главный артист Мигель проснулся от странных звуков, похожих на писк котенка.
Хосефина, его жена, тоже заворочалась во сне, а затем, открыв глаза, спросила мужа:
— Ты слышишь?
— Да. Наверное, котенок. А может… ребенок? — внезапно предположил он.
— Ребенок? Здесь? — усомнилась Хосефина.
— Пойду посмотрю, — встал с постели Мигель.
— Я с тобой! — вскочила Хосефина, уже не сомневавшаяся в том, что слышит плач младенца.
Мигель, осторожно взяв на руки ребенка, вгляделся в него.
— Это девочка! Совсем недавно родилась, посмотри!
Он поднес ребенка к стоявшей чуть поодаль Хосефине, и в этот момент глухая степь озарилась заревом, и прогремел мощный взрыв.
Обернувшись на этот страшный звук, Мигель и Хосефина увидели, как их повозка взлетела в воздух.
— Порох для фейерверка взорвался, — догадался Мигель. — Наверняка на него упал фонарь, а мы и не заметили.
— Это она спасла нас, — сказала потрясенная Хосефина. — Ты понимаешь, что она совершила чудо?
— Да, — сказал Мигель. — Благодаря этой малышке мы остались живы. Давай так и назовем ее: Милагрос, что означает — чудо.
— По-моему, очень красивое имя, — согласилась Хосефина. — И вполне подходящее для циркачки — звучное! Мы ведь вырастим ее настоящей циркачкой, не правда ли?
Так нашла свое пристанище дочь Марии.
А сын Виктории попал в лагерь к индейцам, где молодая чета дала ему имя Катриэль и поклялась воспитать его храбрым воином, настоящим индейцем…
ЧАСТЬ II
Глава 1
Двадцать лет минуло с той поры, как судьба безжалостной рукой разбросала по свету семейство Оласабль и тех, кто был с ним тесно связан.
Лишь Мария и дон Мануэль оставались в своем прежнем доме, и со стороны могло показаться, что они вполне счастливы, однако это было далеко не так. Оба — и отец, и дочь — горевали по Виктории, от которой не получали никаких вестей и даже не знали, жива ли она вообще. Горечь хозяев разделяла также старая Доминга — седая как лунь, погрузневшая, но все еще опекавшая домочадцев и баловавшая их вкусной едой.
Годы, проведенные рядом с Гонсало, не принесли Марии радости и покоя, не сблизили ее с мужем, а лишь еще больше от него отдалили. Жизнь словно задалась целью каждый день доказывать ей, насколько несправедлива расхожая истина «стерпится — слюбится». Терпению Мария действительно за двадцать лет научилась в полной мере, а вот любовь или хотя бы сердечная привязанность к мужу так и остались для нее недоступными.
Но больше всего Марию угнетало то, что и с дочерью она не могла найти общего языка. В значительной степени этому, конечно же, поспособствовал Гонсало, непомерно избаловавший Лусию и постепенно приучивший ее не считаться с мнением матери.
— У твоей мамы устаревшие взгляды на жизнь, — говаривал он не однажды. — Но что ты хочешь услышать от затворницы, чьи интересы не простираются дальше кухни и гостиной! Общественные проблемы ее не занимают, на светских приемах она всегда тяготится. Такой уж у нее характер. Но ты у меня — совсем другая! Энергичная, сметливая. Со временем ты станешь моей самой главной помощницей в делах, достойной продолжательницей Гонсало Линча и наследницей всего капитала Оласаблей!
— Да, папочка, я ни в чем тебя не подведу! — с готовностью отвечала Лусия. — А мама мне надоела со своим вечным брюзжанием. Она совсем нас с тобой не понимает.
— Будь к ней снисходительна, — проявлял великодушие Гонсало. — Все-таки она любит тебя, хоть и понятия не имеет, как надо воспитывать такую умницу и красавицу, как ты.
— Папочка, я люблю тебя! — восторженно восклицала Лусия. — Ты всегда на моей стороне.
А Мария, видя, как отдаляется от нее дочь, как дерзит ей и во всем следует примеру Гонсало, тихо плакала в спальне и лишь однажды, не сдержав душевной боли, сказала Доминге:
— Лусия не любит меня, и я ничего не могу с этим поделать. Иногда мне просто не верится, что она — моя дочь.
Кроме Доминги, Марии не с кем было откровенничать ни в этом доме, ни за его пределами. Подруг она среди светских дам не завела, отца щадила, стараясь не показывать ему свою печаль, Виктория
