молодым.
Свадебный ужин был в доме Оласаблей, куда вместе с Лусией приехала и Маргарита. Пабло были очень приятны родственники Лусии, но особой симпатией он проникся к Камиле. Он уже читал ее стихи, ценил своеобычный талант и сразу же предложил ей место редактора у себя в газете. Камила обещала подумать о заманчивом предложении.
С тех пор прошло уже чуть ли не две недели, а Камила все никак не могла дать ответа. Мариано был против, считая, что она не сможет ездить на работу так далеко, а Камила?.. Она вдруг загорелась переездом в Санта-Марию. Жить они смогли бы в доме Асунсьон, работала бы в газете, и… Камила занялась бы организацией школы! Мысль о школе стала ее любимой мыслью. Она уже все продумала, и теперь ей не терпелось приняться за дело. С какой благодарностью вспоминала она Росауру. Если бы Камила только знала, что Росаура…
Росаура выбилась из сил. Воистину этот день был днем бед и несчастий. Она успела проехать только полпути до селения, где надеялась разыскать доктора, как у коляски отскочило колесо. Росаура ругала себя за то, что пустилась в путь одна, не взяв с собой никого в помощь. Но что толку укорять себя за сделанное? Нужно думать о Милагрос, о малышке… Положив девочку на траву, она распрягла лошадей, решив, что поедет дальше верхом. Но лошади оказались норовистыми. Они не слушались Росауры. Пока она привязывала к себе малышку, чтобы освободить руки, лошади повернули и ускакали обратно в имение. Росауре ничего не оставалось, как возвращаться пешком. Вечерело. Росаура торопливо зашагала по дороге и в потемках сбилась с пути…
Проблуждав неведомо сколько с малышкой на руках, она привалилась без сил к дереву, моля Бога об одном: чтобы он позаботился о ребенке…
Между тем Милагрос стало легче: скорее всего, она перегрелась. Росаура же с доктором все не возвращалась. А когда лошади прибежали одни, в имении поняли, что случилось несчастье.
— Немедленно на поиски! — скомандовал Браулио.
Милагрос первая села в экипаж, отговорить ее оказалось невозможно.
Когда они наткнулись на сломанную коляску, то поняли, что произошло. Но где же теперь искать Росауру?
— Будем прочесывать окрестности! — решил Браулио.
Не в силах терпеть муки ожидания, сел на лошадь и Августо, уговорив одного из слуг поехать с ним вслед за Браулио с Милагрос.
— До каких же пор мне быть обузой?! — роптал дорогой Августо. — Неужели я ни на что не годен? Неужели не в силах помочь ни матери, ни любимой женщине?
Вдруг Милагрос услышала захлебывающийся детский плач. И этот отчаянный плач был для нее самой сладкой музыкой, он говорил о том, что ее Асунсьон жива, что они все-таки отыскали Росауру.
Да, они нашли Росауру, но она уже не дышала. Ночь в лесу с отчаянно плакавшей малышкой оказалась не по силам бедному сердцу Росауры, от отчаяния и сострадания оно разорвалось.
Взяв на руки спасенную дочь, Милагрос опустилась на колени перед мертвой Росаурой, поцеловала ее и поклялась:
— Ценой своей жизни вы спасли мне дочь, и я не пощажу своей, чтобы помочь вашему сыну!..
Возвращаясь, Браулио с Милагрос повстречали Августо. Узнав о смерти матери, он словно бы обезумел. Зачем ему жить, калеке?! С силой вонзил он шпоры в бока своей лошади, и она понесла неведомо куда слепого всадника. А затем сбросила его…
В «Эсперансу» привезли живую Асунсьон, мертвую Росауру и едва дышавшего Августо.
Милагрос поняла, что и Августо вот-вот уйдет вслед за Росаурой, что он не хочет больше жить, ведь однажды он уже пытался покончить с собой… И, помня свою клятву Росауре, самоотверженно принялась его выхаживать.
Августо пришел в сознание, приоткрыл глаза, и — о, чудо! — понял, что к нему вернулось зрение. Он замер, не в силах поверить своему счастью, и вдруг услышал голос Милагрос.
— Хуансито, — говорила она, — теперь мы с тобой семья Августо, и я буду его глазами.
Августо вновь опустил веки. Он решил, что не стоит пока делиться своей радостью с Милагрос. А Милагрос была счастлива, что Августо пришел в себя. Она знала, что в ее силах отогнать от него призрак смерти. «Он будет жить, вот увидите, Росаура, будет жить», — мысленно произнесла она, а вслух добавила:
— Я согласна стать твоей женой, Августо.
Он жадно припал к ее руке.
На похороны Росауры приехали Энрике с Марией. Останься он с Росаурой, она была бы жива, невольно думалось Энрике.
Узнав же, что вскоре предстоит еще одна свадьба, Мария и Энрике не обрадовались: кому как не им была известна пагубность подобных решений.
— Доченька, заботься об Августо, но зачем выходить за него замуж? Поверь, гораздо достойнее остаться вдовой любимого человека, чем выйти снова замуж из одной только жалости, — уговаривала ее Мария.
— Я поклялась Росауре, когда мы нашли ее мертвой, — тихо ответила Милагрос.
— Будь она жива, она никогда бы не благословила ваш брак. Уж я-то знаю, — горько сказал Энрике.
Обостренным материнским чутьем Мария угадывала в Августо себялюбца-вымогателя, из тех, что готовы на все, лишь бы добиться желаемого.
Разве сейчас не вымогал он у Милагрос сострадание, чтобы заполучить ее в жены? Именно потому, что Мария винила себя в гибели Росауры и Виктории, она стремилась уберечь от неверного шага дочь. Но неужели за ее эгоизм должна расплатиться Милагрос, став добровольной жертвой такого же обуреваемого страстями себялюбца?
— Росаура не могла не дорожить жизнью Августо, и он будет жить, — твердо отвечала Милагрос. — Может, я и не буду так уж несчастлива. Ведь счастлива же Лусия.
Лусия была в самом деле счастлива. Каждый день она открывала все новые достоинства в своем муже, и месяц, последовавший за свадьбой, был для нее действительно медовым. С нетерпением ждала Лусия и Камилу с Мариано, которые наконец решились переехать в Санта-Марию. Ей хотелось как-то загладить свое прежнее отношение к Камиле, которая отнеслась к ней с таким великодушием.
А Камила наконец нашла довод, который убедил Мариано в необходимости переезда
— Гонсало больше нет. А Эрнесто? Что с ним? Разве я не вижу, что ты постоянно думаешь о нем? Мы разузнаем все и о твоем отце, и о маме.
И Мариано сдался.
В той отчаянной перестрелке Эрнесто, к счастью, не погиб. А когда оправился от раны, узнал, что уже не числится в списке врагов нового режима. Он так долго прожил за границей и так недавно вернулся, что и не мог быть ярым приверженцем старого, не мог участвовать и в махинациях Гонсало Линча, так что, сняв с него все обвинения, новое правительство его оправдало.
Теперь главным делом Сантьяго стало отыскать Викторию. Всюду, где только мог, он осторожно наводил справки, но ничего не узнал. Он тосковал, страдал; мучился. Объездил все окрестные города. Виктория стала не отпускающим его наваждением.
Возвращаясь из очередной бесплодной поездки, Эрнесто заглянул в маленькую таверну на окраине, чтобы пропустить стаканчик и подкрепиться, как вдруг за одним из столиков увидел Викторию. Увидел, но не поверил своим глазам. Что она здесь делает? Одета небрежно, однако с той претензией на дешевую роскошь, какая отличает женщин определенного разряда. Что за дурацкий маскарад!
— Виктория? Вы? — воскликнул Эрнесто.
— Боже мой! Жив? — И на миг глаза Виктории радостно вспыхнули, но тут же голова ее надменно откинулась, и на губах заиграла такая знакомая полупрезрительная, полунасмешливая улыбка.
Эрнесто почтительно поцеловал ей руку.
— Что вы здесь делаете? Что за маскарад?
— Маскарад? Я здесь работаю, — все с той же улыбкой ответила Виктория, — и иногда даже получаю удовольствие от работы.
