Тугая знойная волна сдвоенного взрыва вспучила и вырвала тяжелые стальные ворота. Пламя забушевало освобожденно, с разгульной, дикой свирепостью, неистово пожирая все на своем пути.
Багрово-рыжее, с черной оторочкой грибовидное облако плавно взметнулось над зданием. Бесшумно, а потому особенно страшно, завораживающе-медленно рухнула одна из стен. И тут рвануло третий раз, рвануло так, что не только Гуров с Бутягиным в полутора километрах от пожара, но и жители района горпарка и кожзавода, окраин города испуганно присели. В соседних домах дождем сыпались стекла.
Огненный вал горящей смеси нефтепродуктов, кипящего битума, расплавленного металла выплеснулся наружу. Трава и кусты, высушенные страшным жаром, горели уже на площади в несколько сотен квадратных метров; с треском вспыхнула облетевшая крона тополя на улице, еще одного, еще… Казалось, опустившаяся на Славояр с самого утра туманная пелена не выдержит яростного напора чуждой ей стихии огня, порвется, растает…
Но опытные пожарные понимали – произошел долгожданный перелом. Огонь пожрал сам себя, в очаге возгорания гореть больше было нечему, там остались одни головешки да куски перекрученного, оплавленного металла. Пять стволов били по навесной траектории, заливая шипящую, но уже не тлеющую крышу офиса.
Пятеро усталых, грязных и прокопченных мужчин – Ванюшин и четыре начальника райотделов – стояли чуть в стороне тесной кучкой. Напряжение стало спадать. Быстро, почти бегом, к ним подходил шестой – начальник оперативного штаба Белько.
Ванюшин повернулся к подошедшему всем своим грузным телом.
– Докладывай, Максимыч. – По тону его голоса, в котором не было ничего начальственного, барского, а лишь бесконечная усталость, легко было догадаться, что знают они друг друга не первый год. – Главное: люди все целы?
– Мелочи, Сергеич. Пожглись двое, но не больше второй степени, молодняк дымовой группы дымка же и хватанул по неопытности, уже откачали; ну, вывихи-ушибы считать не привык. Всему хозблоку амбец, но контору ихнюю отстояли. Менты уже здесь, носом землю роют, но… – Белько безнадежно махнул рукой.
– Отстояли и без потерь – значит, не говнюки! – радостно гаркнул заместитель начальника управления пожарной охраны области. – А от чего эта их пакость полыхнула, мне глубоко, Максимыч, по херам!
Еще через полчаса, подходя к красно-желтому служебному «уазику», он окликнул Белько:
– Садись, подвезу домой. Бумажки до завтра подождут. Скажи, ты же с самого начала, как вызов на пульт приняли, сюда прикатил? Я так и думал. Максимыч, тебе поначалу ничего странным не показалось?
– Все показалось, – букнул Белько. – Ты, Сергеич, спросишь… Это ж пожар, у огня инструкций нет!
– Не придирайся, старый ворчун. Мы с тобой во всем управлении два самых битых волка. Все-таки, а?
– Цвет пламени. Поначалу оно ярко-оранжевое было. Как в ракете сигнальной или фейерверке.
– Вот-вот, – задумчиво согласился Ванюшин. – И я о том же. Наши орлы пирометр дистанционный использовали?
– Ты, Сергеич, прямо скажу, хороший начальник, – рассмеялся Белько, – и ребят приучил инструкции выполнять. Использовали. А на кой тебе хрен сейчас температурные характеристики пламени?
– Ни на кой. Но там запись автоматом идет, а через каждые тридцать секунд дубль-сигнал на видюшник пишется – молодцы япошки, грамотная машинка! Так вот меня не температура, а спектралка пламени волнует. Тебе этот цвет оранжевый ничего не напоминает, а?
– Эге-ешеньки-и, – с удивлением протянул Белько и с силой хлопнул друга по плечу. – Ну, мать твою, захочешь польстить, ан правду и ляпнешь! Нет, ей-богу, ты отличный начальник, а я – дурак, как в той присказке! Ты что же, думаешь… Оклахому кто-то на наших волжских берегах провернул?
– Думаю, Максимыч. Но пока это между нами. И ментам ни слова. Подождем результатов спектрального анализа, а то ведь сяду в лужу, все управление потешаться будет. Дескать, фантазия на старости лет заработала!
Глава 13
Зарево на Воскресенской было хорошо заметно из окон стандартной трехкомнатной квартиры в центре города. Четверо мужчин среднего возраста, собравшиеся за столом, прервали разговор, когда ударная волна от взрыва кислородных баллонов заставила мелко задребезжать стекла. Один из них, помоложе остальных, с типично южной, кавказского типа внешностью, подошел к окну и, отдернув занавеску, вглядывался некоторое время в багровые пульсирующие отсветы. Покачал головой, усмехнулся в густые черные усы и вернулся к столу.
– И что там приключилось, Ахмед? – лениво поинтересовался один из мужчин.
– Пожар, – коротко ответил тот. – Похоже, Промстройсервис горит. Или рядом что-то.
– Рядом, говоришь? – переспросил другой. Правая сторона лица его была изуродована толстым, неаккуратным шрамом, такие остаются от ножевых ранений, если раненый не обращается за медицинской помощью. – А ведь рядом там котяевский «Караван». В цвет беседы, мужики!
– Значит, сволочь эта и к «Каравану» клинья подбивала, так, что ли? – вступил в разговор еще один – у него, единственного из собравшихся, кисти рук и пальцы с тыльной стороны были густо покрыты наколками. – А ты конкретно Шурика «крышуешь», так ведь, Кабан?
– Котяев еще месяца полтора назад ко мне сам приходил, – мрачно ответил Кабан. – Жаловался, что достали его: продай-де восемь «КамАЗов» за полцены, да еще бартером на алюминий и с отсрочкой платежа. А фирмочка – «Стрелец-интер» – откуда взялась, никто не знает, но регистрировалась через Славку Честаховского! Сечешь, Мордва?
– По-онятно… Когда эта стервь «Альянс» контрапупить задумала, тоже с этого начиналось! И что ты Котяеву присоветовал? – Мордва, получивший такое экзотическое «погоняло» за трогательную любовь к мордовским ИТЛ (чуть не со слезами умиления тамошнюю жизнь вспоминал), явно заинтересовался.
– Чтобы и не вздумал. И вот что я вам скажу: если здесь, – Кабан дернул головой в сторону окна, которое, как по заказу, осветилось багровым сполохом, – опять Витькины штучки, то я его урою. Кроме шуток, замочу, и все! Иначе вся братва надо мной потешаться будет: авторитет, дескать, фуфлыжный.
– Теперь ты смелый, – с явной иронией протянул последний из четверки, до сей поры в разговор не вступавший. – А как оклемается Домовой? Чем Мулла кончил? Если забыл, так вот Ахмед напомнит!
Далекий от преступных кругов, но начитавшийся криминальных романов и мнящий себя знатоком блатных обычаев и порядков обыватель, попади он каким-то чудом на эту сходку, был бы удивлен и разочарован. И то сказать: квартира как квартира, ничего особого, на живописные «малины» никак не похожа. И мужички самые что ни на есть заурядные, сидят за вполне обычным, не поражающим роскошью столом, выпивают понемногу, как все нормальные люди, закусывают… И обходятся без непременной круговой банки с чифирем да заряженных «планом» самокруток. Разговаривают спокойными голосами, вполне по-русски. Где же «феня» пресловутая?
Невдомек «знатоку» блатной романтики, что чем выше поднялся человек в преступной иерархии, тем меньше он в разговоре будет употреблять жаргон. Это считается несолидным – так, для малолеток, хулиганья, «пехоты»…
А разговор меж тем шел серьезный, сходняк был экстренный, собранный по горячим следам тем последним мужчиной, помянувшим Домового. В славоярских мафиозных кругах его знали как Шкалика; странноватая кличка для человека, принципиально не бравшего в рот ничего, крепче безалкогольного пива.
Новости в преступной среде разносятся быстро, тем более такие. Не каждый день «смотрящего» увозят на машине «Скорой помощи», да не куда-нибудь, а на Филину горку. Люди, добравшиеся до степеней известных в криминале, наивными мальчиками не бывают, жизнь знают очень неплохо, в особенности темные ее стороны. Знали собравшиеся не понаслышке и про третий приступ, и то, чем он кончается. Род занятий у них был куда как нервный, спивались у них на глазах многие их «корешки» и народ помельче, а Белая Леди берет дорогую цену за свои ласки… Насмотрелись, недаром Шкалик в трезвенники подался! Так что насчет «оклемается Домовой» – это навряд ли, да и надеялись собравшиеся совсем на другое. Но теперь кто-то должен встать выше всех, потому что если социально и психологически преступники напоминают орду дикарей-людоедов, то организационно – это чисто феодальный мир.