Лепешинского, которую он, старый большевик, организовал в 1917 году в Литвиновичах.
1-2 июля 1941 года я участвовал в жесточайшем оборонительном бою за город Борисов и переправу через реку Березина. Артиллерийская батарея, которой я командовал, понесла тяжёлые потери и перестала существовать. Я стал командовать стрелковой ротой, которая прикрывала отход полка. Рота несла тяжёлые потери, а 13 июля немцы по шоссе Минск- Москва и параллельным дорогам прорвались восточнее нас и замкнули кольцо в районе города Горки. Мы оказались в окружении. Начали пробиваться на восток к своим войскам, действуя уже партизанскими методами.
19 июля в деревне Кривцы, что в 10-12 километрах от города Горки, меня неожиданно, именно неожиданно схватили немцы. Ночь провёл в наспех созданном полевом концлагере около города Горки. Затем был в тюрьме города Орша. 23 июля я сумел бежать. Эти дни были для меня тяжелейшим испытанием и неповторимой школой, которую я получил на белорусской земле. После побега я собрал небольшой отряд из офицеров и сержантов, оказавшихся в окружении. Мы начали действовать как партизанский отряд. А, встретившись с Алексеем Канигиевичем Флегонтовым, стали его оперативно- разведывательным отрядом. В сентябре я был ранен.
После участия в Сталинградской битве и боёв на северо-западном фронте с конца 1943 года снова воевал в Белоруссии, командовал артиллерийским полком. Участвовал в форсировании реки Днепр, а далее в операции «Багратион» дошел до Слуцка. Наш 554 артиллерийский полк участвовал в освобождении города Рогачёв, был награждён Орденом Красного знамени и получил наименование «Рогачёвский», а я через годы был удостоен звания «Почетный гражданин города Рогачёв», с которым до сих пор не теряю связи. Это всё глубоко связало меня с Белоруссией
А.С.: Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко мне рассказывал о своей работе в Белоруссии. В частности, говорил, почему Сталин его послал туда. Это было в 1938 году. Иосиф Виссарионович дал ему четкие указания: прекратить репрессии. Сталин сказал: «Чего они добиваются? Что им нужно? Там так много людей пострадало – и до сих пор репрессии продолжаются. Уже был пленум ЦК партии по этому вопросу (пленум проходил в январе 1938 года). А они не унимаются. Поезжайте, наведите порядок – остановите репрессии».
Пономаренко спросил: «А как это сделать?» Сталин посоветовал: «Идите в тюрьму. Берите дела, знакомьтесь с ними, вызывайте осужденного, выслушайте его, и если считаете, что он осужден незаслуженно, то открывайте двери – и пусть идет домой».
Пономаренко ответил: «Но, товарищ Сталин, там местные органы и разные ведомства могут быть недовольны моими действиями и воспротивиться».
Сталин подтвердил, что, конечно, не для того они сажали, чтобы кто-то пришел и выпустил. Но ведомств много, а первый секретарь ЦК один. И если не поймут, поясните им это. От того, как вы себя поставите, будет зависеть ваш авторитет и успешность работы.
Пантелеймон Кондратьевич по прибытии на место, как и посоветовал Сталин, пошел в тюрьму, запросил дела. И стал осужденных вызывать к себе по одному. Ну, вот такие, например, были заключенные. В деле одного говорится: «Неоднократно нелегально переходил государственную границу». Да, формально – действительно. Поскольку, когда в 20-м году произошел передел границ, белорусское местечко оказалось разделенным на польскую и нашу части. Семьи некоторые даже оказались разделены. Этот в то время осужденный гражданин гнал хороший самогон. А на польской стороне – сухой закон. За самогоном к нему приходят с польской стороны, в том числе известные люди, среди которых полковник Бек (потом он стал министром иностранных дел Польши), Рыдз Смиглы, маршал. И если хорошо наугощаются, то и ночевать оставались. А иногда он сам несет им самогон, пересекая, таким образом, государственную границу.
Пономаренко, выслушав, ему говорит: «Иди домой. Прямо из кабинета – свободен». А мужик отказывается: «Как это иди? До дома далеко, мне надо сначала свою пайку получить. А это будет завтра утром. Что я, до деревни голодным должен добираться? Нет, я подожду пайку».
Ушел, когда получил свою пайку.
Ещё один сиделец. Поэт. Написал поэму «Сталин». Начинается первая строка со слова на букву «В», вторая – на «О», третья – на «Ш». В результате – акростих, получается, «Сталин – вош». Пономаренко отпускает его и говорит посадившим: «Вы – неграмотные люди. «Вошь» пишется с мягким знаком».
В итоге почти всех отпустил. Конечно, в местных органах и ведомствах были недовольные – это была их работа. Но Пантелеймон Кондратьевич сказал: «Решайте, по какую сторону тюремной стены вам больше нравится». Недовольные, видимо, быстро поняли, что это – не острословие, а предупреждение, и все пошло, как надо.
Когда Пономаренко докладывал об этом на Политбюро, Сталин сказал: «Передайте товарищам наше сочувствие, а поэту скажите, пусть и о тараканах не забывает. Дураков у нас ещё много».
Особенно усердствовавший в репрессиях Хрущев принял это, видимо, на свой счёт. И, встав во главе государства, мстил. В том числе за то, что дела у Пономаренко шли лучше, чем у Хрущева. И Пономаренко раньше Хрущева был назначен секретарем ЦК ВКПб. Что, конечно, очень сильно ударило по самолюбию самовлюбленного Хрущева. За что он и отомстил.
Это один из многих эпизодов работы Пономаренко в Белоруссии. До конца жизни он сохранил к Сталину самое высокое уважение. Очень его ценил, считал великим деятелем истории.
Cемейное воспитание
А.С.: Разговоры при нас велись в пределах допустимого и нашего понимания, а что мы не понимали, нам разъяснялось на соответствующем возрастном уровне. Никогда не было, чтобы нас гнали: «Выйдите!» Иногда мы сами понимали, что уже не время или просто надо выйти нам из-за стола. Но многие вполне серьёзные разговоры велись при нас. Иногда Сталин рассказывал мне о моём отце, с которым они дружили, говорил, что отец был настоящий сознательный большевик, никогда не колебался, не сомневался, был бесстрашный и очень стойкий, он глубоко и стратегически мыслил, понимал вопросы политики. Даже будучи в большом отрыве от страны, оказавшись в Австралии, не имея иногда прямой связи, принимал абсолютно правильные решения, которые не расходились с мнением Ленина здесь. Хотя слова «гордиться» в таких разговорах у нас не было в ходу, но, например, когда Сталин подарил мне книгу, подписал её: «Дружку моему Томику с пожеланиями ему вырасти сознательным, стойким и бесстрашным большевиком». Устно добавил: «Таким был твой отец, ты должен быть таким же». Вообще Томом меня дома звали потому, что моего отца, когда он был в Австралии, звали «большой Том».
А.С.: Да возьмите Патоличева. Отец Патоличева был командиром кавалерийской бригады Первой конной армии. Выдающимся командиром. Он погиб в бою. А сын был секретарь обкома, министр. Значит, он
