оттолкнул лодку от берега, он увидел, как тревожная складка рассекла ее лоб, а значит, она все еще переживала.
Как и он.
Он, скрестив руки, наблюдал, как вода уносит ее обратно домой. Эйтригг тихо спустился и приблизился к своему вождю.
— Какая жалость, — ни с того ни с сего сказал он.
— О чем ты? — спросил Тралл.
— Жаль, что она не орк, — ответил Эйтригг. — Сильная, умная и великодушная. Прирожденная правительница. Она могла бы выносить сильных сыновей и храбрых дочерей. Однажды она могла бы стать прекрасной супругой, если бы пожелала этого. Жаль, что она не орк и что она не может быть твоей.
Тралл не мог удержаться. Он громогласно расхохотался, откинув голову назад. Стая ворон, отдыхавшая в кроне дерева, испугалась его громкого смеха и с гневными криками, в вихре черных крыльев улетела прочь в более тихое место.
— Мы отходим от войн с Королем-Личом и с самими кошмарами, — сказал Тралл. — Наш народ голодает, страдает от жажды и возвращается к варварству. Король Штормграда считает меня чудовищем, стихии глухи к моим просьбам о понимании. А ты говоришь о спутницах жизни и детях?
Старый орк оставался совершенно невозмутимым.
— А когда же еще? Тралл, сейчас нет ничего стабильного. В том числе и твое положение вождя Орды. У тебя нет спутницы, нет детей, и если ты внезапно отправишься к предкам, у тебя не останется наследника. И, похоже, ты даже не интересуешься подобными делами.
— Меня волновали дела посерьезней, чем заигрывания и обзаведение супругой с наследником, — проворчал Тралл.
— Как я уже сказал... эти причины и показывают, почему это так важно. Кроме того, есть такие успокоение и ясность мысли, которые можно найти только в объятиях своей настоящей половинки и нигде больше. Сердце никогда не бьется так же сильно, как когда ты слышишь смех собственных детей. Возможно, ты слишком долго откладывал всё это на потом. Я познал, что такое семья, хоть её у меня и отняли. Я бы не променял эти знания ни на что другое в этой или иной жизни.
— Я не просил читать мне нотации, — пробормотал Тралл.
Эйтригг пожал плечами.
— Может, и так. Может, это тебе нужно выговориться, не мне. Тралл, это у тебя проблемы. Я стар и многому научился. И в чем я преуспел, так это это в умении слушать.
Он зашел в воду, его волк — следом. Тралл постоял еще мгновение, а потом пошел за ними. Когда они достигли побережья, оба орка запрыгнули на спины своих верных волков, не говоря при этом ни слова. Они ехали в полной тишине, а Тралл собирался с мыслями.
Было кое-что, чего он никогда никому не рассказывал, даже Эйтриггу. Он мог бы поделиться этим с Дрек’Таром, если бы этот шаман еще владел своим даром. И хотя это был словно холодный узел ужасающего секрета, Тралл держал это в себе. В душе он объявил самому себе войну.
Наконец, после того, как они проехали некоторое время, он заговорил:
— После всего, что ты пережил, Эйтригг, ты, возможно, сможешь понять меня. У тебя тоже были взаимоотношения с людьми, и это были не только сражения. Я звено между двумя мирами. Меня вырастили люди, но я был рожден орком, и потому я взял силы от обоих народов. Я знаю и тех, и других. Когда-то это знание было значительной силой, которая помогла мне стать, говоря без бахвальства, уникальным лидером с уникальными знаниями, способным сотрудничать с обеими сторонами в то время, когда единство было жизненно важным для выживания всего населения Азерота. Мое прошлое очень хорошо послужило мне и — через мое лидерство — Орде. Но... Я не могу не задавать себе этот вопрос... Помогает ли оно им теперь?
Эйтригг не отрывал глаз от полотна дороги и слегка зарычал, давая понять, что Тралл может продолжать.
— Я хочу заботиться о своем народе, сполна обеспечивать их необходимым, охранять их безопасность и мир, чтобы они могли заниматься своими семьями и традициями, — Тралл слабо улыбнулся. — Чтобы они искали спутниц жизни и заводили детей. Чтобы занимались тем, на что все здравомыслящие создания имеют право. Но чтобы они не видели только уходящих на войну детей или родителей, никогда не возвращающихся обратно. И те, кто до сих пор пропагандирует войну, не видят того, что вижу я. Сейчас население Орды состоит в основном из детей и стариков. Мы почти полностью потеряли целое поколение.
Он почувствовал слабость в голосе. Эйтригг тоже заметил это и потому сказал:
— Твоя душа... в отчаянии, мой друг. Это так не похоже на тебя, сомневаться в себе или впадать в такое глубокое уныние.
Тралл вздохнул.
— Похоже, нынче большая часть моих мыслей — мрачные мысли. Предательство в Нордсколе... Джайна и представить себе не может, насколько сильно я был поражен и шокирован этим известием. Понадобились все мои силы, чтобы удержать Орду от раскола после случившегося. Эти молодые бойцы… они заточили свои клыки, убивая нежить. А это очень отличается от сражения, когда противник жив и дышит, когда у него есть семья и друзья, когда он плачет и радуется. Им очень легко привыкнуть к насилию, и тем тяжелее мне сейчас усмирить их аргументами, взывающими к разуму и, возможно, даже состраданию.
Эйтригг кивнул.
— Однажды я отошел от Орды, потому что их страсть к насилию вызывала во мне отвращение. Я вижу то же, что и ты, Тралл. И я тоже боюсь того, что история повторится.
Они выехали из тени болот на дорогу, ведущую к северу. Иссушающий жар солнца опалил их. Тралл оглядел местность, так удачно прозванную Степями. Воздух был даже суше, чем раньше, песок темнее обычного, и он видел мало признаков жизни. Спасительные оазисы Степей стали высыхать таким же таинственным и необъяснимым способом, как и появились.
— Я не могу вспомнить, когда в последний раз в Дуротаре чувствовал на лице капли дождя, — сказал Тралл. — Молчание духов сейчас, когда что-то явно неладно… — он покачал головой. — Я помню трепет и радость, с какой Дрек’Тар нарёк меня шаманом. Но теперь я ничего не слышу.
— Может быть, их голоса заглушили другие, к которым ты прислушиваешься, — предположил Эйтригг. — Иногда, чтобы решить все проблемы, для начала нужно сконцентрироваться на одной.
Тралл обдумал его слова, и они поразили его своей мудростью. Столь многое упростилось бы, если бы он понял, что происходит с этими землями, если бы смог излечить их. Его люди перестали бы голодать и снова обрели бы кров. Им бы не пришлось забирать у тех, чьи сердца и так были полны ненависти и горечи. Между Альянсом и Ордой спало бы напряжение. И может быть, затем Тралл смог бы сконцентрироваться на том, о чем говорил Эйтригг, — на своем наследии, умиротворении и довольстве.
И он точно знал, куда нужно отправиться, чтобы услышать.
— Лишь однажды я был в землях своего отца, — сказал Тралл орку, что был старше его. — Хотелось бы знать, не настало ли время сделать еще одно путешествие. Дренор — мир, который слишком глубоко познал долю боли и жестокости стихий. То, что от него осталось — Запределье, — возможно, все еще помнит эти времена. Моя бабушка, Гейя, — могущественный шаман. Она способна помочь мне прислушаться к израненным стихиям того мира. Возможно, они научат меня чему-то, чему научила их боль их собственного мира, и это поможет облегчить боль Азерота.
Эйтригг проворчал что-то, но Тралл достаточно хорошо его знал, чтобы по блеску в глазах понять, что он согласен.
— Чем быстрее ты отправишься туда, тем скорее в твоей жизни появится кроха, которого можно катать на собственном колене, — сказал он. — Когда же ты отправляешься?
У Тралла на душе посветлело от принятого решения, и он рассмеялся.
Глава 9
