которая должна фиксировать все доступные глазу мелочи повседневной уличной жизни, и умения вести наблюдение на расстоянии, дабы не попасть в поле зрения наблюдаемого. Если паче чаяния это совершилось и филер оказался «проваленным», то его надлежит заменить другим. В силу этого филер ни по своему костюму, ни по образу поведения не должен бросаться в глаза, а так сказать раствориться в общей массе людей. Особенно трудна бывает служба филера в смысле наблюдения за квартирой шпиона в мало посещаемых публикой районах, так как нахождение его на одном и том же месте в течение ряда последовательных дней может бросаться в глаза. Тогда приходится одному из филеров изображать, например, уличного торговца с лотком или специально нанимать для него лавочку, или быть извозчиком, стоящим на бирже, или просто нанять временно квартиру и из окна ее следить за наблюдаемым.
В целях той же конспирации филер не может входить за наблюдаемым в ресторан, во двор, где проживает наблюдаемый, и пр., так как здесь особенно легко попасться ему на глаза.
Обыкновенно за наблюдаемым следят два филера с тем, чтобы один из них всегда мог быть экстренно послан в наблюдение за новым интересным лицом, вошедшим в круг наблюдения, или же послан сообщить важные сведения в контрразведывательное отделение и пр. Короче говоря, наблюдаемое лицо никогда не должно быть оставляемо без наблюдения за все время нахождения его вне своей квартиры. В важных случаях может быть поставлено наблюдение и на ночь.
Все проходящие по наружному наблюдению лица носят даваемые самими филерами клички, связанные с бросающимися в глаза их наружными признаками, например, рыжий, блондинка, картуз, хромой, котелок и пр. Под зги-ми кличками эти лица проходят за все время наблюдения.
Все свои наблюдения, то есть маршрут следования наблюдаемого, время встречи его на улице со знакомыми, посещения ими его или визиты его к ним, пакеты с указанием их размеров, если таковые были у них в руках, н тому подобные мелочи – все это с указанием времени заносится в дневник наружного наблюдения. Все эти данные сначала служат для проверки сексотов или агентов внутреннего наблюдения, а затем для постановки новых задач или для ликвидации дела. Очень важную услугу могут оказать здесь филерам тайные карманные фотографические аппараты разнообразнейших систем, что даст затем возможность приложить эти фотографии к регистрационным карточкам подозреваемых в военном шпионстве лиц.
Сама передача филерами суточных наблюдений производится по вечерам заведующему наружным наблюдением, который затем ставит им дополнительные задачи или принимает меры к установлению наружного наблюдения за новым интересным лицом, вошедшим в круг наблюдения, или устанавливает ночное наблюдение, или заменяет узнанного наблюдаемым («провалившегося») филера и пр. Все данные наружного наблюдения за день сводятся в форму дневника, который будет носить примерно следующий характер:
«Рыжий вышел из своей квартиры в 8 час. 15 минут утра и пошел по Маршалковской улице. В 8 час. 40 мин. он встретил Весельчака, с которым переговорил на улице пять минут, а затем зашел с ним в кофейную «Москва». Из этой кофейной вышли в 10 час. утра и пошли вдвоем по Симбирской улице до Нижегородской площади, где наблюдаемый простился с Весельчаком и продолжал идти один до Саратовской улицы и так далее»
Удержать в памяти всех лиц, с которыми встречался наблюдаемый во время всего наблюдения, нет возможности, а потому по мере наблюдения составляется схема наружного наблюдения, например, Рыжий, на которой он занимает центральное положение, обозначен звездой. От него идут радиусы к другим звездам, обозначающих под кличками лиц, проходивших по наблюдению. Посещения ими квартир друг друга обозначаются стрелками, а встречи на улице – крестиками на линиях, соединяющих указанных в дневнике лиц. На подобной схеме с изображением результатов наблюдений за несколько дней сразу бросаются в глаза узлы свиданий по обилию стрелок, что дает толчок сексоту выяснить причину их путем внутренней агентуры. В свою очередь он же должен выяснить содержание вносимых в дом наблюдаемого или передаваемых ему на улице пакетов. Для иллюстрации я хочу привести описание работы наружного наблюдения за мной австро-венгерских филеров на железнодорожной линии Львов – Тржебинье -Граница (наша пограничная железнодорожная станция).
Вскоре после аннексии Боснии и Герцеговины у нас с Австро-Венгрией установились очень натянутые отношения, с минуты на минуту грозившие превратиться в вооруженный конфликт. Донесения наших агентов были чрезвычайно сбивчивые. Эту неясность не мог разъяснить и наш военный агент в Вене полковник Марченко. Чтобы самому себе уяснить обстановку на месте я решил проехать в Австро-Венгрию, посетив Прагу, Вену, Будапешт, Львов и Перемышль. Я рассчитывал прибыть во Львов из Будапешта рано вечером, что избавляло меня от необходимости прописки паспорта в гостинице до свидания с исполнявшим должность генерального консула во Львове В. В. Олферьевым. Попутно я предполагал проверить данные рекогносцировки одной из перевальных через Карпаты железных дорог.
К сожалению поезд запоздал и пришлось заночевать в гостинице, прописав после повторного визита лакея и свой чин. Рано утром на следующий день я услышал страшный стук в свою дверь, так что я выругался даже по-русски. По-видимому пришедшие для наблюдения за мной филеры решили лично убедиться, дома ли еще я. Выйдя из гостиницы, я повернул влево и, пройдя несколько шагов, оглянулся назад, чтобы знать, не следят ли за мной. Мне показалось, что за мной следуют два филера. Чтобы проверить это я решил пройти через расположенный на горке парк с двумя пересекающимися под прямым углом аллеями и сел на перекрестке их на скамейку лицом к филерам, упорно фиксируя их глазами. Это изрядно их смутило, так как им необходимо было решить, что делать дальше – не садиться же по моему примеру на скамейку. Оживленно беседуя между собой, они повернули к выходу из парка и несколько раз оглянулись на меня. Я, сидя на скамейке, продолжал фиксировать их глазами, заставляя тем их выйти из парка. Сделав это, они снова оглянулись, и наши глаза опять встретились. Делая вид, что они чем-то очень озабочены и совершенно не интересуются мной, они пересекли улицу и вошли в ворота дома, опять оглянувшись на меня. Снова я поймал их взгляд, и когда они скрылись во дворе, я быстро двинулся в обратную сторону, нанял извозчика и приказал везти меня прямо. Проехав несколько перекрестков, я приказал везти себя на ту улицу, где было расположено наше консульство.
Заждавшемуся меня В. В. Олферьеву, я самодовольно заявил, как счастливо отделался от филеров. Улыбнувшись, В. В. Олферьев указал мне из окна на человека, неустанно следившего за ним, который теперь будет наблюдать и за мной. Мне становилось даже смешно. Действительно после переговоров мы отправились на квартиру В. В. Олферьева завтракать, сопровождаемые филером.
Я сильно замешкался с завтраком, быстро расплатился в гостинице и, захватив с собой чемоданчик, несомненно уже обысканный, приехал на вокзал за пять минут до отхода скорого поезда Перемышль – Краков. Быстро купив билет, я сел в вагон в хорошем настроении духа от сознания удачно выполненного во Львове поручения.
В вагоне было мало народу. Я развернул «Новое время» и углубился в его чтение. Поезд быстро мчал нас на запад. Выйдя в коридор, я заметил на скамейке прилично одетого человека. По виду это был не пассажир, ибо порожних мест в вагоне было много.
Кажется в Перемышле этого господина сменил другой человек, и тогда я окончательно решил, что это следящие за мной филеры. На станции Тржебинье мне пришлось ждать несколько минут скорого поезда Вена – Варшава. Взяв в руки чемоданчик, я стал прогуливаться по платформе, встречаясь с господином, вылезшим со мной из вагона. Мне казалось, что он старался толкнуть меня, дабы устроить скандал, начать составлять полицейский протокол и пр. Я, инстинктивно бросив прогулку, подошел к стенке станционного здания и, прислонившись к ней, стал терпеливо ожидать прихода Венского поезда.
Через день по моем возвращении в Варшаву была получена расшифрованная полковником Стоговым телеграмма Главного управления Генерального штаба, извещающая со слов полковника Марченко о моем аресте во Львове. Пришедшая на другой день «Slowo Polske», а затем немецкие, венские и берлинские газеты так приблизительно описывали мой мнимый арест: «Уже давно австрийские власти обращали свое внимание на усилившуюся особенно в последнее время работу русских шпионов, которых у нас было немало арестовано. Но все это была мелкота, главная же щука – руководитель их Генерального штаба полковник Батюшин все ускользал. Неожиданно он однако появился во Львове. Наша однако полиция неотступно и тайно за ним следила, ища удобного момента его арестовать, что и случилось на вокзале во Львове, когда взволнованный полковник Батюшин брал себе билет, чтобы ускользнуть от полиции. Но здесь подошел к нему полицейский агент и объявил его арестованным. Полковник хотел было оказать сопротивление, но