угрожающее шевеление немецкого воинства приобрело отчетливую форму и окраску в Восточной Пруссии и части Прибалтийских стран, где на несколько месяцев после окончании войны окопалась пестрая смесь Добровольческого корпуса и одетых в форму дезертиров, которые упорно сража­лись с поляками на одном фронте и с большевиками на другом, одновременно братаясь с руководством русского Белого дви­ жения.

Послевоенная ситуация стабилизировалась после того, как были обозначены демаркационные линии между Германией и Россией; эти линии были созданы для того, чтобы образовать кордон из новоиспеченных стран — от Чехословакии до Эсто­нии через Польшу. По условиям версальского эксперимента сле­довало надежно разделить Германию и Россию. После этого, по настоятельному требованию союзников, самые непокорные из немецких генералов были отозваны на родину. Фон дер Гольц, герой латвийской кампании*

* Гл. 2 стр.116

 и яростный противник большевиз­ма, вернулся в Германию в августе 1919 года, но его войска оста­ лись на месте, сгруппировавшись вокруг белого авантюриста Авалова-Бермондта. Получая поддержку со стороны крупных не­мецких промышленников, желавших опрокинуть красных, аван­гард Авалова стоял наготове, служа зимой 1919 года мостом.

по которому немецкий капитал собирался проникнуть на рос­сийские рынки (27). Перейдя в наступление и сломив сопротив­ление красных, Авилов и немецкие дивизии рассчитывали со­единиться с Колчаком, Деникиным, Врангелем и другими белыми военачальниками.

• 0

В декабре 1919 года британский представитель международной комиссии, учрежденной для усмирения этого мятежа, гене­рал Тернер, сообщал из Тильзита*

* ныне город Советск в Калининградской области, порт российского анклава на Балтийском море

в Восточной Пруссии:

Создается впечатление, что в Восточной Пруссии до сих пор не знают, что Германия проиграла войну. Военная партия здесь всемогуща, а милитаризм цветет во всех своих формах и проявлениях. Лично я не сомневаюсь в том, что существу­ет заговор, имеющий целью свержение правительства, так же как и не сомневаюсь в том, что у армии достаточно сил для совершения переворота (28).

После недолгого периода изгнания в Швеции Людендорф в фе­врале 1919 года вернулся в Германию. В октябре он становится во главе «Nationale Vereinigung» («Национального единства»), вобравшего в себя сливки реакционной Германии — офицеров, бюрократов и промышленников, которые после вызванных пе­ ремирием восстаний и их кровавого подавления весной 1919 го­да были готовы теперь низвергнуть и Веймарскую республику.

Немцы действительно не были разгромлены: они до сих пор могли рассчитывать — присоединив к армии членов разрознен­ных, но многочисленных полувоенных подпольных организа­ций — на создание укомплектованных и полностью оснащен­ных ударных сил численностью около двух миллионов человек (29). Если бы переворот оказался успешным, то с учетом нео­пределенности обстановки в России вся стратегия морских держав, направленная на окружение Германии, потерпела бы сокрушительное поражение. Если бы мятеж увенчался успехом, а это было более чем вероятно, то консолидированный фронт белых — немцев, русских и венгров, — выгнувшись в сторону Ев­ропейской части России, неизбежно подорвал бы, если бы не уничтожил на корню власть русских большевиков, бывших предметом особой заботы союзников, и составил бы ядро евра­зийского партнерства, что немедленно привело бы к выходу Германии из Версальского договора и сделало ее неуязвимой по отношению к британской блокаде. Люди из «Nationale Vereinigung», прусские монархисты старой школы, бывшие не только ярыми антикоммунистами, но и не менее ярыми англо­фобами, представляли явную угрозу британским планам, и поэтому их надо было остановить. Пли, что еще лучше, выжечь каленым железом.

То, как удалось Британии расстроить грядущий мятеж не­мецких 'белогвардейцев'. — еще одни показательный образец интриги в истории двадцатого века, — остается загадкой и по сей день. Однако тщательный отбор и просмотр некоторых ви­димых нитей, которые можно отыскать в хрониках и докумен­ тах, отчасти проливают свет на механику этого дела.

5 июля 1919 года Людендорф посылает своего бывшего адъю­танта, полковника Бауэра прозондировать возможную реакцию британцев. Представляется, что Бауэр выложил карты на стол, прямо спросив начальника главного британского штаба в Кель­не полковника Райана, признает ли Британия «более сильное» германское правительство. Это будет не диктатура, уточнил Бау­эр, а последовательная республика, которая не станет терпеть социалистические беспорядки, заставит страну «работать» и, та­ким образом, со всем тщанием и пунктуальностью честно вы­полнит свои международные обязательства. Это будет такая рес­публика, заключил он, подмигнув своему британскому коллеге, которая сможет найти свое гармоничное развитие в конституци­онной монархии британского типа (30).

Райан понял, что полковник блефует; англичанин принял Бау­эра за того, кем тот был в действительности, — за эмиссара непре­клонных монархистов, не имевших ни малейшего намерения смириться с Версальским договором и поклявшихся отомстить британцам, заключив союз с белогвардейской Россией (31). Но Райан принял условия игры и посоветовал Бауэру продолжать усилия в выбранном направлении; он гарантировал лояльное отношение союзников при условии, что шеф Бауэра, одиозный и заметный генерал Людендорф, который в глазах англо-фран­цузской публики до сих пор оставался «военным преступником», будет держаться в тени (32).

В тот же день «путеводный светоч» реакционного заговора, Вольфганг Капп, бывший чиновник сельскохозяйственного ми­нистерства Восточной Пруссии, а ныне один из вождей нацио­налистов (33), прощупал настроение в Armeekommando Nord (северном отделении штаба рейхсвера), высказав его начальни­ку, генералу фон Секту, идею разрыва Версальского договора и насильственного изгнания поляков из познанского анклава*.

* Часть германской территории, отданная новообразованному польскому государству согласно решениям, принятым в Версале.

Генерал Сект не был другом поляков, но не имел никакого желания затевать направленный против Британии заговор и на этот раз выставил Каппа прочь (34).

Тем временем, в августе 1919 года, в Берлин прибыл месяц назад выпущенный из британской тюрьмы Требич-Линкольн.

Если на небесах и иод ними, на нашей грешной земле, есть самые уродливые порождения нашей прискорбной и жалкой материалистической философии, то Игнац Требич-Линкольн, без сомнения, был одним из них. Родился в Венгрии в 1879 году, в городке Пакше на Дунае, в конце века стал свидетелем разоре­ния своего отца — мелкого торговца (35). Украв золотые часы, он сбежал из семьи и укрылся от полиции в Барбиканской мис­сии для новообращенных иудеев в Лондоне. Там он украл часы у своего англиканского покровителя и вернулся в Венгрию, ко­торую ему пришлось тотчас и навсегда покинуть, так как его продолжали разыскивать за первую кражу. Было тогда Требичу всего девятнадцать лет.

Совершенно отощав, он добрался до Гамбурга, где принял христианство пресвитерианского толка. Не выдержав строгой дисциплины семинаристской жизни и не найдя себе достойного применения, он вместе с женой-немкой отправился в еврейскую миссию Монреаля. В Канаде он переметнулся в англиканский ла­герь — оставшись равнодушным к религиозным вопросам в глу­бине души, он тем не менее был посвящен в духовный сан, став дьяконом. Для того чтобы англизировать свою фамилию, он до­бавил к ней слово «Линкольн». Через два года финансовые за­труднения вынудили его вернуться в Европу — в Лондон через Гамбург. В 1903 году он нашел место викария, совмещающего должность священника в Эпплдоре (графство Кент), но полно­правным священником стать не смог. Говорят, что на нескольких его проповедях

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату