золота, которое по закону должно было покрывать стоимость каждого бумажного банкнота в соотношении один к трем, и состояние рынка предвещало падение стоимости бумажной марки. Действительно, в мае 1921 года Центральный банк Германии временно приостановил конвертирование марки в золото; другими словами, было объявлено, что банкноты отныне не «эквивалентны золоту», — над питалась гиперинфляция.
Вальтер Ратенау был кронпринцем экономической империи, унаследованной им от отца, Эмиля, который строил ее, не жалея сил. Воспользовавшись купленным у Эдисона патентом, Ратенау-старший основал AEG (Allgemeine Elektriyit'ats Gesellschaft, немецкий аналог «Дженерал электрик»), компанию, которая залила электрическим светом Берлин и всю Германию, а за счет долевого участия и слияний с массой мелких местных компаний и зарубежными банками провела электрическое освещение и в такие города, как Мадрид, Лиссабон, Генуя, Неаполь, Христиания, Мехико, Рио-де-Жанейро, Иркутск и Москва (103). Блестящего отпрыска великой корпоративной династии, Вальтера пестовали, учили и воспитывали как принца; он с легкостью оперировал сложнейшими финансовыми и техническими деталями, сверкая при этом талмудической осведомленностью и классической эрудицией. «Он говорит о любви и экономике, химии и катании на каяках; он ученый, помещик и биржевой брокер — короче говоря, он соединил в себе те способности, какими каждый из нас обладает по отдельности» (104).
Первый политический опыт Ратенау, как и Эрцбергер, получил в администрации имперских колоний: в 1907 году он сопровождал секретаря по делам колоний Дернбурга в инспекционной поездке в Африку. Во время войны Ратенау участвовал в организации тыла, создав механизм мобилизации ресурсов (так называемые Kriegswirtschaftsgesellschaften)*,
* Военно-экономический консорциум.
с помощью которого осуществляли реквизиции, импортные закупки и производство эрзацев (заменителей) для того, чтобы кормить ненасытное чудовище войны (105), — эта же традиция нашла свое продолжение в четырехлетнем плане Геринга, разработанном для подготовки ко Второй мировой войне**.
** См. главу 5, стр. 332.
Война породила новые духовные течения, и Ратенау, чутко уловив носившиеся в воздухе изменения, отчеканил свое видение будущего устройства общества в книге, сделавшей его одним из самых популяр ных в Германии авторов.
Общество, нисколько не смущаясь, утверждал он, управляется «тремястами людьми», которые хорошо знакомы друг с другом. Это гнусная, «надменная и чванливая в своем богатстве» олигархия, «оказывающая тайное и явное влияние», за которой послушно следует «разлагающийся средний класс... изо всех сил стремящийся не скатиться на уровень пролетариата», и далее «собственно пролетариат, молчаливо стоящий в самом низу: это и есть нация, темное, бездонное море» (106). В книге «Von kommenden Dingen» («О грядущем»), написанной в 1916 году, Ратенау пророчествовал, что «воля, поднявшаяся из глубин народной души», неминуемо уничтожит капитализм; «ответственные властители», происходящие из представителей «интеллектуальных династий», должны будут очистить Германию от оков и несправедливостей наследственного права и навсегда заклеймить свободное движение капиталов, чем можно будет обеспечить благосостояние общества и его жизнеспособность. В октябре 1918 года ему и в голову не приходила даже сама возможность капитуляции рейха. Со страниц газеты «Vossische Zeitung» он призывал немецких солдат оказывать упорное сопротивление противнику, а граждан — записываться в народное ополчение. Позже, в 1921-1922 годах, он использовал плоды этих калейдоскопических опытов в создании Ei fullungspolitik он тоже был современным поборником «возможного», равно как и одиозным порождением старого порядка.
В апреле 1922 года министр иностранных дел Веймарской республики (с октября 1921-го) Ратенау, вопреки самому себе, стал наконец невольной жертвой «тактики сумасшедшего дома», разыгранной против Германии на международной арене. Поводом стало проведение Генуэзской конференции, где впервые после Версаля встретились «русские и немцы — два плохих мальчика европейского семейства» (107).
В Генуе возобновилась постановка обычной комедии: Британия подстрекала Францию, уговаривая ее подписать совместный проект меморандума по репарациям, основной упор в котором надо было сделать на статье 116 Версальского договора. В статье 116 говорилось о том, что Россия, если пожелает, может претендовать на свою долю в германских репарациях (108). Этот гамбит разжег аппетит французов, так как Франция полагала, что ей дают в руки еще одно оружие, коим можно будет и дальше терзать Германию; России предложили экономическое партнерство, которое будет оплачивать не Франция, а Германия, от которой отсекут еще часть ее национального достояния.
Советы были проинструктированы соответственно: им предстояло шантажировать Германию, как огня боявшуюся 116-й статьи, и заставить ее ратифицировать секретное соглашение о союзе с Россией. Эта комбинация направлялся из резиденции Ллойд Джорджа на вилле «Альберти», где за закрытыми дверями вели переговоры британские, французские и российские дипломаты, в то время как немцы, снедаемые тревогой и страхом, на эти переговоры допущены не были. Трижды за время проведения предварительных переговоров Ратенау требовал встречи с британским премьер-министром; трижды его требования были отклонены. С тех пор историки в один голос жалуются на «невежливость» Ллойд Джорджа, но в дейст вительности эта «неучтивость» была лишь еще одной уловкой в критически важной игре, дополнявшей коварную стратегию Версальского договора. Поздно вечером 14 апреля 1922 года русские нанесли визит немцам в их резиденции и предложили немедленно отправиться в близлежащее курортное местечко Рапалло и по-дружески там побеседовать. Немцы поначалу принимали русских посланцев в штыки, но после долгих размышлений согласились на приглашение — «дольше всех сопротивлялся Ратенау» (109). Рапалльский договор был подписан 16 апреля 1922 года. Ратенау подписал его, в общем, против своей воли (110). Сама идея большевиков была для него привлекательна, но своей свите он сказал, что желал бы совершить такой шаг с одобрения союзников: это означало, что он ни в малейшей степени не понял суть игры, окончательно оторвавшись от политической реальности.
В заключенном с русскими договоре подтверждалось намерение обеих сторон возобновить торговые отношения, а также аннулировались взаимные финансовые претензии, существовавшие до войны; другими словами, Россия отказывалась от всяких притязаний на немецкие активы. Это движение представлялось — пусть и крошечным — шагом на пути к созданию евразийского объединения. Но было ли оно таким в действительности? Надо ли было Британии тревожиться по этому поводу? Едва ли. Естественно, Франция громко выражала свое разочарование, но Мальцан, германский дипломат, отвечавший в немецком МИДе за русские дела, на балу, данном в честь окончания конференции, танцевал с миссис Ллойд Джордж, чей супруг ни на минуту не сомневался в том, что Раналльский договор главным образом и в первую очередь был заключен как пакт военного сотрудничества России и Германии. Но британский премьер и не думал осуждать договор — напротив, он и в частных беседах, и в дипломатических заявлениях говорил, что Рапалло — это противовес упрямому желанию Франции отодвинуть свою границу к Рейну, тем самым уничтожив германское национальное единство, — следовательно, британская политика «умиротворения» Германии началась уже тогда, в 1922 году (111). Таким образом, Британия слегка изменила тактику: теперь она открыто объявила о том, что реабилитация Германии необходима для противодействия высокомерным притязаниям Франции; но за этим хитрым предлогом скрывалась истинная конечная цель Британии — постепенное вооружение Германии. Здесь мы видим еще один стандартный британский подход в действии: Британия использовала враждебность Франции как повод защитить Германию, опираясь для достижения цели на помощь России.
Пока разворачивались все эти события, ожидавшие своего часа рекруты Добровольческого корпуса дважды терпели жестокое разочарование: первое случилось после ликвидации советов, а второе после дисгармоничного аккорда Капповского путча. Сидя в обшарпанных меблированных квартирах Берлина, они обсуждали политические проблемы, плели заговоры и составляли списки. Эти списки пополнялись именами исполнителей Erfiillungspolitik, поборников возможного, которые изо всех сил стремились взрастить и выпестовать Веймарскую республику и воспрепятствовать «дыханию мистических сил, кои разум, при всех
