ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх

индийские богачи, которые могли себе это позволить, осознав чудовищно завышенную цену рупии, как и неминуемое скорое падение ее стоимости, сразу же стали превращать рупии в фун­ты, а затем превращать фунты в золото. Такое бегство капитала (в Британию для покупки золота) автоматически уменьшило резервы золотого стандарта, который индийское правительство поддерживало в Лондоне. Для того чтобы восстановить этот ре­зерв, ценные фунтовые бумаги (стандартная форма банковско­го поручительства), служившие «покрытием» обращавшихся в Индии бумажных денег, были переведены из Бомбея в Лон­дон, и таким образом, для того чтобы компенсировать транс­ферт, был ограничен индийский кредит (30).

Один раз битые завышенной оценкой валюты, что при снижении цен больно ударило по жизненному уровню, и битые повторно удушением кредита, индийцы лишились послед­него средства требовать золота. Но и этого мало: капитаны империи не без удовольствия наблюдали, как их схема заста­вила значительную часть населения колонии выкопать из зем­ли серебро и золото, чтобы расплатиться с долгами, тяжесть которых увеличилась вследствие удорожания рупии. Действительно, какая-то часть индийского золота, извлеченная из земли, попала в правительственные учреждения и немедлен­но отправилась в Лондон для возмещения дефицита торгово­го баланса (31). К октябрю 1920 года Индия превратилась в одного из экспортеров золота и оставалась таковым до по­следней четверти 1921 года. Там жаловались, что правитель­ство Индии «стало в лучшем случае немым свидетелем этой грязной аферы» (32).

Эта тактика, скорее дьявольская, нежели грязная, с блеском себя оправдала. Решение это, однако, было временным, и Нор­ман не играл в нем значительной роли, хотя, должно быть, знал обо всех деталях этой операции, которая началась незадолго до его вступления в должность управляющего, и все мельчайшие подробности которой он, учитывая, что Индия представляла для него «важнейший финансовый интерес», запечатлел в сво­ей бездонной памяти. Но Норман несомненно играл роль, при­чем главную, в создании первого американского послевоенного бума, каковой отметил начало его финансового правления и явил собой первый пример игры, которую он затеет десятиле­тием позже для достижения далеко идущих целей Британской империи.

Из рисунка 4.1, на котором отражена эволюция цены денег в Британии и Соединенных Штатах, видно, что как только Нор­ман был избран управляющим, процентная ставка в Лондоне поднялась с высоких 6 процентов до головокружительных 7 процентов — на целый пункт выше, чем в Нью-Йорке. Это был гамбит скоординированной тандемной политики, выработанной совместно с Федеральным резервным банком Нью- Йорка, и этот гамбит будет повторен в 1929 году.

Когда Норман душил Британию семипроцентной ставкой, «доведя численность безработных более чем до одного миллио­на человек» (34), Стронг следовал его примеру, и уровень про­центных ставок поддерживался на этом уровне в течение целого года, вследствие чего обе страны к весне 1921 года переживали тяжелейшую депрессию в своей истории: за двухлетний период (1920-1921 годы) безработица в Соединенных Штатах возросла на 6,5 процента; промышленное производство, продуктивность сельского хозяйства и ВВП снизились на 19,3, 6,1 и 2,3 процента соответственно (35), в то время как головокружительное паде­ние цен на 44 процента стало самым крутым падением за всю ис­торию страны.

Норман в своей первой официальной речи, произнесенной 15 июня 1920 года, так оправдывал свои действия: «Мы изо всех сил стараемся вернуться к... золотому стандарту. Страна-долж­ник не может позволить себе более низкую процентную ставку, чем страна-кредитор, а наша процентная ставка сейчас ниже, чем в Америке» (36). Поэтому скорейшим средством возвраще­ния и сохранения золота было взвинчивание банковского про­цента, который и без того был уже выше ставки, превалировавшей на «конкурирующем» рынке Ныо-Йорка. «Безработные, отстаивал свою точку зрения Норман, — в настоящий момент просто не могут быть обеспечены работой» (37). В Британии во время руководства Норманом Банка Англии в течение всего пе­риода между двумя мировыми войнами каждый десятый рабо­чий не мог найти работу (38).

Норман постоянно и совершенно справедливо твердил, что безработица — дело не его, а правительства; его, Нормана, зада­чей было следить за финансовым благополучием империи, что он и делал: в сговоре со Стронгом он задавил бум на Нью-Йорк­ской фондовой бирже, сбросил вниз американские цены на не­движимость и обанкротил фермерство Америки, и все это он, по совести говоря, сделал ради проникновения британских де­нег на Уолл-стрит. Остается без ответа очень важный вопрос: за­чем американской банковской элите потребовалось сотрудни­чество с британцами во имя удушения собственной экономики: Когда оба управляющих встретились в декабре 1920 года, они были очень рады согласиться в том, что политика удорожа­ния денег, хотя и несколько поспешная, в целом оказалась «на удивление успешной» (39). То, что они именовали «успешным», можно легко разглядеть на рис. 4.2, на котором показана дина­мика обменного курса фунта стерлингов и доллара.

Ясно видно, что с момента вступления Нормана в должность управляющего Банком Англии (март 1920 года) Британия упорно стремится за­фиксировать золотой стандарт на уровне старого довоенного паритета, равного 4,86 доллара за один фунт стерлингов. Аме­риканский банкир Стронг. сидя в своем Федеральном резерв­ном банке, не только с нетерпением ожидал этого события, но и был очень удовлетворен тем, что ему удалось обрубить ано­мальный рост американской денежной массы, которая, начав расти в июне 1919 года, к 1920 году достигла беспрецедентного уровня (40). Многие недоумевали, почему Федеральный резерв­ный банк, который в 1913 году задался общепризнанной целью покончить с дикими циклическими флюктуациями, дабы пре­дотвращать полное банкротство национальной экономики, по­терпел такую жалкую неудачу при первом же серьезном испыта­нии, не справившись после воины с ролью сторожевого пса аме­риканских финансов: спад 1920-1921 годов оказался внезап­ным, жестоким, необъяснимым. Опять- таки почему процент­ные ставки так долго удерживались на столь высоком уровне? Американская монетарная политика в 1920 и в 1929 годах, так же, впрочем, как и во весь период между войнами, кажется не­постижимой, если исключить из контекста европейскую поли­тику и в особенности британский план этой политики.

Правда заключалась в том, что после 1920 года Стронг, управляющий американским банком, сознательно ограничил кредит у себя дома только для того, чтобы значительно сократить объ­ем дешевого кредита в Европе. Действительно, руководители Федерального банка в координации с Лондоном совместно повысили процентную ставку до 7 процентов, что позволило обеим странам накапливать золото: действительно, за период с 1921 по 1924 год Америка пережила пик накопления золота; а из всех европейских стран Британия была единственной дер­жавой, накапливавшей золото после 1920 года (41). Но почему же резервный банк решил накапливать золото именно в это время? Что ожидалось и что планировалось?

В течение многих лет общим местом всех монетаристских дискуссий в Соединенных Штатах было утверждение о том, что золото, которое пришло в страну после войны, вернется в Европу, когда снова возникнет надобность в поддержании золотого стандарта европейских валют... (42)

Повышение банковской процентной ставки в США ясно указы­вало на то, что время для инвестиций в Германию и соседние с ней страны еще не пришло — инвестиции было решено, таким образом, отложить. Норман и Стронг готовили почву для вели­кого плана помощи Германии и одновременного возвращения Британии к золотому стандарту, на осуществление этого плана было отведено несколько лет. Рисунок 4.1 иллюстрирует бута­форскую скачку процентных ставок, в ходе которой каждый из управляющих морочил публике голову, возлагая на партнера ответственность за ухудшение ситуации. Публика вообще не понимала ничего из того, что делали банкиры, а они скрупулез­но оправдывали свои действия, обвиняя во всем «страх перед инфляцией»: загадочный оракульский вздор, который практи­чески никогда и никем не оспаривался. Так оно и шло: Норман поднял ставку в апреле 1920 года, Стронг последовал его приме­ру в мае, а спустя год «поразительных успехов», с которыми в те­чение этого времени оба управляющих привлекали золото в свои подвалы, Норман снова взял в свои руки инициативу в «разгрузке рынков», снизив цену денег. Его примеру тотчас последовал Нью-Йорк.