Чечни.

— Как тебе это удалось? — спросил Закаев Бориса, пожимая ему руку на церемонии в Белом доме.

— Очень просто. Когда в четверг ты отправился к Куликову, я уже знал, что Ельцин подпишет указ, — объяснил Борис. — Но мне было важно, чтобы Куликов ничего не заподозрил. Сразу после встречи с тобой он улетел с визитом в Польшу, а мы с Рыбкиным — в Грозный за Масхадовым. Тебя использовали для отвода глаз, понимаешь? Ты был так расстроен. Для Куликова увидеть тебя в этом состоянии было лучшей гарантией, что все идет так, как хочет он, и он спокойно отправился в Варшаву. Иначе бы он отменил поездку, помчался в Кремль, устроил скандал, и кто знает, чем бы все закончилось. Извини, Ахмед, что ввел тебя в заблуждение.

Потом Рыбкин поведал мне подробности предыдущей ночи.

Убедившись, что Куликов действительно на пути в Варшаву, они отправились в Чечню на двух самолетах Совбеза. Это была стандартная мера предосторожности на случай теракта. Но на подлете к Грозному пилот сообщил, что военные закрыли аэропорт.

— Как насчет Нальчика? Махачкалы? — поинтересовался Рыбкин.

— Ни один аэропорт на Северном Кавказе нас не принимает.

Борис с Рыбкиным переглянулись. Погодные условия были тут ни при чем. Это были очередные фокусы военных.

— Сколько у нас горючего?

— Хватит на час, — ответил пилот.

Они развернулись и полетели в Волгоград. Было четыре часа утра.

Поспать удалось часа три в аэропортовской гостинице. Утром через президента Ингушетии Аушева они добились посадки в Слепцовске. Масхадов и его свита на машинах примчались туда из Грозного и с недоверием смотрели на Рыбкина и Бориса, которые объявили, что забирают их в Москву: Ельцин приказал вывести войска, и нужно срочно лететь, подписывать промежуточное соглашение.

— Почему об этом нигде не сообщается? — недоверчиво спросил Масхадов. Аллах знает этих русских: заманят все ичкерийское руководство в Москву и посадят в Лефортово!

— Придется нам поверить, — сказали Рыбкин с Борисом.

14 декабря 1996 года Салман Радуев, полевой командир, ставший известным благодаря захвату Кизляра и Первомайского, был остановлен при попытке въехать в Дагестан. Когда его попытались задержать, бойцы его отряда, скрывавшиеся неподалеку, разоружили российских милиционеров, взяли двадцать одного из них в заложники и увезли в Чечню. Неожиданный кризис угрожал срывом мирных переговоров.

УТРОМ 18 ДЕКАБРЯ, на четвертый день после захвата милиционеров, Березовский прибыл в опорный пункт Радуева Новые Гордали в надежде предотвратить перерастание инцидента в полномасштабный конфликт: с каждым часом в российском МВД нарастала решимость применить силу. Радуев, похожий на опереточного злодея, с огромной бородой, темными очками и бейсболкой, скрывавшими изуродованное ранением лицо, не обращал внимания на призывы Масхадова освободить заложников. Он не признавал Хасавюртского соглашения на том основании, что оно не принесло Чечне полной независимости. Теперь же он хотел, чтобы русские извинились за попытку его задержать, иначе он расстреляет заложников.

— Прошу у тебя извинения, Салман, — сказал Борис, сидя напротив Радуева в бункере.

— Борис, ты же понимаешь, что не от тебя я жду извинений, — ухмыльнулся Радуев.

Неожиданно над их головами послышался гул. Два вертолета без опознавательных знаков возникли из ниоткуда, прошлись пулеметным огнем по лагерю Радуева и исчезли так же быстро, как и появились. К счастью, никто не пострадал. Борис понимал — это проделки “Партии войны”.

— Видишь, Борис, — сказал Радуев. — Они ведь знают, что ты здесь, не так ли? Я хочу, чтобы это они передо мной извинялись.

После нескольких часов они договорились об обмене милиционеров на одиннадцать боевиков Радуева, взятых в плен год назад в Первомайском. Согласились, что милиционеров отпустят публично, а боевиков — тайно. Но Радуев продолжал настаивать, чтобы МВД принесло извинения ему лично. Дело шло к полуночи. Чтобы показать, что время истекает, Борис посмотрел на часы.

— Хорошие часы у тебя, — сказал Радуев. — Это “Ролекс”?

— Нет, “Патек-Филип”.

— Никогда о таких не слышал. Они лучше, чем “Ролекс”? Сколько стоят?

— Пятьдесят тысяч долларов, — ответил Борис.

— Хорошие часы.

— Они твои, — сказал Борис, снимая часы с руки.

Радуев повертел часы в руках.

— Хорошо, забирай своих ментов. Можешь увозить их прямо сегодня, а я беру с тебя слово, что ты отпустишь моих людей.

В ту же самую ночь, пока Борис вел переговоры с Радуевым, люди в масках, вооруженные автоматическим оружием с глушителями, вошли в миссию Международного Красного Креста в чеченской деревушке Новые Атаги и в упор расстреляли спящих сотрудников, включая четырех медсестер-иностранок. На следующую ночь в Грозном таким же образом были убиты пятеро русских мирных жителей.

“Эти убийства — наша национальная катастрофа” — заявил Масхадов.

— Убийцы вели себя нехарактерно даже для самых отвязанных чеченцев, — объяснял мне позже Закаев. — Никто не взял на себя ответственность за это. Никто не выдвинул политических требований. Не было и грабежа. Для нас было очевидно, что теракты эти организованы российскими спецслужбами, чтобы сорвать вывод федеральных войск и выборы. Но у нас не было доказательств.

27 января 1997 года. Народ заполнил избирательные участки по всей Чечне чтобы проголосовать на “законных, демократических и свободных” выборах — так заключили наблюдатели Европейского Союза. Бывший полковник Советской армии пятидесятипятилетний Аслан Масхадов, который руководил военными операциями против России, победил, набрав 69 процентов голосов. Шамиль Басаев, прославившийся рейдом на Буденновск, пришел к финишу вторым с 16 процентами голосов. Действующий временный президент Зелимхан Яндарбиев занял третье место, набрав 15 процентов.

АСЛАН МАСХАДОВ, УМЕРЕННЫЙ светский лидер, конечной целью которого было “привести Чечню в Европу”, рассчитывал на быстрое восстановление разрушенной войной экономики. Для этого был необходим мирный договор с Россией, который открыл бы дорогу банковскому, торговому, таможенному и прочим экономическим механизмам и прямому бюджетному финансированию Чечни. В Москве эту повестку дня продвигала “партия мира” — Рыбкин и Березовский, а противостояла ей “партия войны” во главе с Куликовым.

На внутреннем фронте Масхадову противостояли два демона — анархия склонных к терроризму полевых командиров и идеология политического исламизма; их представляли Басаев и Яндарбиев, поддержанные 30 процентами проголосовавших.

Масхадов начал с того, что попытался умиротворить этих демонов — он пригласил в правительство террориста Басаева и исламиста Мовлади Удугова, назначив одного из них ответственным за восстановление экономики, а другого — за переговоры с Россией. Сейчас невозможно сказать, удалось бы Масхадову укротить террористов и исламистов, если бы чеченская экономика пошла вверх. Печальный исторический факт состоит в том, что экономическая помощь из Москвы так и не поступила, и в течение всего периода между двумя войнами влияние исламистов росло, а террористы продолжали действовать безнаказанно. По мнению Ахмеда Закаева, к дестабилизации правительства Масхадова приложили руку российские спецслужбы, тайно поддерживавшие и террористов, и исламистов.

В НАЧАЛЕ АПРЕЛЯ 1997 года в кабинете президента Ингушетии Руслана Аушева состоялось совещание, на котором обсуждалось восстановление Чечни. Присутствовали заместитель секретаря российского Совбеза Березовский и два члена масхадовского кабинета — Шамиль Басаев и ближайший сподвижник Масхадова Ильяс Ахмадов. Как рассказал мне много лет спустя Ахмадов, получивший в 2004

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату