гексогене и рязанском эпизоде в суде вообще не вспоминали.
Как бы то ни было, официальная линия состояла в том, что процесс над Деккушевым и Крымшамхаловым поставил точку в деле о взрывах домов.
На этом закончилась также деятельность комиссии Сергея Ковалева, который раздраженно констатировал свое бессилие: «Мы убедились, что все, что слушалось на этом суде, к взрывам в Москве не имело никакого отношения. Попытка отождествить этот процесс с московскими взрывами — политическое мошенничество… Сделали вид, будто достигнут огромный успех, преступление раскрыто, а виновные найдены и наказаны, но наказаны-то только “стрелочники”, а организаторы остались вне рамок дела. Я считаю, что этим процессом была совершена попытка уйти от настоящего расследования и обнаружить первых лиц этого преступления”.
Арест Трепашкина положил конец не только расследованию взрывов, но и другой нашей “операции”: доставке в Москву Сашиных книг, которые печатались в Риге. Человек, взявшийся вместо Трепашкина принимать груз и передавать книги в торговую сеть, судя по всему, не смог соблюсти правила конспирации. 30 декабря 2003 года милиция в сопровождении сотрудников ФСБ остановила на подмосковном шоссе фургон с 5000 экземпляров книги “ФСБ взрывает Россию”. Весь тираж был конфискован. Сам Трепашкин в это время готовился встретить новый, 2004-й год в тюремной камере в подмосковном городе Димитрове. Я не думал, что когда-нибудь снова его увижу.
ЗАБЕГАЯ ВПЕРЕД, МОГУ сказать, что здесь я ошибся. Солнечным днем 15 сентября 2005 года я приземлился в Киеве для второй встречи с Трепашкиным, которого только что неожиданно освободили из тюрьмы. Вместе со мной из Берлина прилетел Андрей Некрасов, кинорежиссер, автор документального фильма “Недоверие” о сестрах Морозовых. У нас был план уговорить Трепашкина не возвращаться в Россию. Мне хотелось повторить операцию с Сашей Литвиненко. А Некрасову — запечатлеть ее на пленке.
Трепашкина освободили по недосмотру ФСБ. После того как летом 2004 года в суде развалилось дело о незаконном хранении оружия (на подброшенном пистолете не оказалось отпечатков пальцев), его все- таки осудили на три с половиной года за разглашение государственной тайны, причем главным свидетелем против него был бывший коллега Саши Литвиненко по УРПО Виктор Шебалин. Отсидев две трети срока в забытой богом зоне в Нижнем Тагиле, Трепашкин подал на условно-досрочное освобождение. Администрация была рада от него избавиться: будучи юристом, он помогал писать жалобы всем обитателям колонии.
Видимо, в Нижнем Тагиле просто не знали, что за птица Трепашкин, ведь он не был знаменитостью. Для местного начальства он был всего лишь незадачливым офицером ФСБ, сидевшим по незначительной статье, и его освободили по УДО. Он прибыл в Москву, никого не предупредив, и страшно удивил свою жену Татьяну, вдруг появившись на пороге.
К тому времени, получив солидную инвестицию от Березовского, Гусинский вместе с Игорем Малашенко организовали в Нью-Йорке “Российское международное телевидение” (RTVI), которое рекламировало себя как “единственный канал, где новости не проходят цензуру Кремля”. По кабельному вещанию RTVI было доступно русскоязычным зрителям во всех уголках планеты — в Америке, Израиле, Германии, Балтии, Украине и так далее, за исключением самой России. Но в Москве у RTVI был свой корпункт на радио “Эхо Москвы”. Туда-то и отправился Трепашкин, отдохнув пару дней дома — объявлять о своих дальнейших планах.
Слушая его выступление по Интернету, я не верил своим ушам. Он собирается возобновить расследование взрывов и заняться терактом на Дубровке. Он также планирует создать общественную организацию, отстаивающую права заключенных.
Этот человек ненормальный, подумал я. Он хочет обратно в тюрьму. Действительно, на следующий день Генпрокуратура опротестовала его досрочное освобождение.
— Михаил Иванович, давайте встретимся в том же месте, где в прошлый раз, — сказал я ему по телефону. — И захватите с собой семью.
Удивительно, но заграничный паспорт у него так и не отобрали.
По мере того как Трепашкин с Татьяной проходили на посадку в Шереметьевском аэропорту, мы с Андреем Некрасовым отслеживали их продвижение с помощью безопасного мобильного телефона и гадали, снимут Трепашкина с рейса или нет. Но его никто не остановил, и они благополучно долетели до Киева.
Татьяна Трепашкина, миловидная блондинка лет тридцати была в восторге от моего предложения уехать жить на Запад, где они наконец обретут комфорт и покой после всех мытарств.
Но Трепашкин никуда не собирался уезжать. Поездка в Киев была для него краткосрочным отпуском.
— Тебя выпустили по ошибке. Если вернешься, то прямым ходом отправишься обратно в тюрьму. И там с тобой расправятся, — говорили мы ему хором.
У меня был разработан план. Наготове стояла машина, которая должна была забрать трепашкинских детей, находившихся в деревне у бабушки недалеко от украинской границы. Мы возьмем им билеты на Маврикий или Сейшелы, куда российским гражданам не нужна виза, и они попросят убежища на пересадке в любом европейском аэропорту, например во Франции или в Швейцарии. Борис поможет им продержаться на плаву первые годы, как это было с Сашей.
— Если я убегу, то пострадает моя репутация, — сказал Трепашкин. — Вы не поверите, но я встретил много хороших людей в тюрьме. Все считают, что я прав. И люди из ФСБ тоже. Там много честных офицеров. Если я сбегу, то стану предателем.
Мы позвонили Саше в Лондон.
— Миша, не будь дураком, сделай, как советует Алекс. Мы найдем тебе занятие, такие люди, как ты, всегда нужны. Я уже поговорил с друзьями в Испании, тебя там ждет работа. (Саша в те дни сотрудничал с испанской полицией в операции против русской мафии).
Но Трепашкин оставался непоколебим.
Я позвонил Борису:
— Он хочет стать героем.
— Дурак он, а не герой, — сказал Борис. — Дай ему трубку. Я сделаю ему предложение, от которого он не откажется.
Борис предложил Трепашкину попросить убежище на Украине, если он не хочет жить на Западе. Мы откроем филиал “Фонда гражданских свобод” в Киеве, и он будет его директором. Хохлы его не выдадут. Украина свободная страна после Оранжевой революции.
Но Трепашкин отказался. Даже Елена Боннер, которая пять лет назад в аналогичной ситуации помогла мне переубедить Березовского, не смогла повлиять на Трепашкина. Он не из тех, кто убегает. Он вернется и будет бороться, чего бы это ему не стоило.
Я решил сменить тактику
— Ну хорошо, давайте отправим вас на пару недель на Сейшелы, пока рассматривается протест прокуратуры на УДО. Нет ничего незаконного в том, чтобы съездить в отпуск. Если все обойдется, поедете назад. А если протест удовлетворят, спокойно решите, стоит ли возвращаться в тюрьму.
— Миша, хочу на Сейшелы, — умоляюще посмотрела на него Татьяна.
— Нет, мы едем домой.
И тут Татьяну прорвало. Она выходила замуж за офицера ФСБ, а не зэка, заявила она. Все эти годы она была уверена, что люди Березовского морочат ему голову, а теперь получается, что это он сам ищет себе погибели. Подумал хотя бы о детях! Если он попадет обратно в тюрьму, она клянется, что не приедет на свидание ни разу. Она была в истерике. Нам пришлось ее успокаивать.
Дальнейшие уговоры были бесполезны. Наутро мы посадили обоих на самолет в Москву.
На следующий день в трехкомнатную квартиру Трепашкина нагрянул отряд ФСБ. Его посадили в машину и за 36 часов довезли до Нижнего Тагила. Там его отправили в камеру — ждать, пока рассмотрят протест по УДО, который был удовлетворен несколько дней спустя.
— Он безумен, — сказал я Андрею Некрасову в самолете по дороге из Киева.
— Он мученик, — сказал Андрей. — К твоему сведению, все мученики были сумасшедшими. Я сделаю
