не впервые посторонний человек заинтересовал его. И интересовался им. Это стало для него потрясающим открытием! Такое с ним случилось только тогда, когда он понял, что мать любит его. Тогда это был шок! Мама не только любила его, но и не забывала, когда он находился в отъезде. Ее письма приходили каждую неделю. Она писала обо всех новостях. Эндрю не отвечал. Но она продолжала писать ему, не обижаясь и не требуя ответа.
Будучи в Англии, вдали от дома, чуть ли не каждого вокруг себя он ненавидел, отвергал. В ответ на то, что отвергали его. Но не его мама: она одна во всем свете, казалось, интересовалась им. А вот отец хотел, чтобы Эндрю уехал. Да. Вот почему он был отослан из дому.
Отец, конечно, тоже писал ему. Эндрю с презрением читал длинные письма «приложи все свои усилия…» и так далее в таком же духе. Отцовские письма он сжигал. Но сохранил все письма, полученные от матери. Она была единственным человеком, кто был ему дорог…
Идя рядом с гостьей, чье имя он не запомнил, Эндрю понял, что отец, возможно, ревновал его к матери. И поэтому он рос таким одиноким, лишенным домашнего тепла, семейных преданий и традиций, даже своей страны, своего любимого Техаса.
Он, мальчишка, страдал вдали от своей семьи. Для него существование в чуждой среде стало сущим наказанием. Он был слишком неординарен во всех отношениях — от одежды до речи. И слишком самолюбив.
А ведь он мог поступить в Техасский университет…
Эндрю осмотрелся. Какая-то мелочь встревожила его, и он спросил свою спутницу:
— Где мы находимся?
— Вон там родник. Давайте посмотрим, нет ли там каких-нибудь следов животных. Вы разбираетесь в следах?
— Не ахти! — Как странно слышать техасский ответ, идущий из его собственных уст. Он ухмыльнулся.
У родника они увидели крапчатую голубую эмалированную кружку, свисающую с большого гвоздя, вбитого в кривую ветку. Эндрю снял кружку, сполоснул, зачерпнул воды и весьма галантно передал ее Джоанн. Девушка с наслаждением пила воду. Эндрю с улыбкой взял кружку из ее рук и выплеснул остаток воды, потом вытер ее носовым платком и, снова зачерпнув воды, выпил сам…
Джоанн молча наблюдала. Она была оскорблена: он протер после нее кружку! Она повернулась и пошла назад, не оглядываясь.
Он окликнул ее:
— Не спешите так. У меня повреждена нога, и я не могу угнаться за вами. Джоанн холодно осведомилась:
— Не можете определить направление?
— Абсолютно.
— Солнце вон там. Это восток. Мы находимся к югу от солнца.
— Я никогда не умел ориентироваться по солнцу, — признался Эндрю.
— Как же вы ориентировались?
— С помощью компаса.
— Нужно уметь ориентироваться по солнцу. При смене времен года положение солнца меняется. Имейте это в виду.
Девушка не на шутку рассердилась на него. Он понимал это, но не знал почему.
Эндрю взглянул на нее, но она даже не повернула головы.
— Я обидел вас?
— Вовсе нет. Вы — это вы. Как бы то ни было, но она уходила все дальше и дальше. Он проговорил ей вслед:
— Не могли бы мы идти чуть медленнее? Моя нога…
Должна же она войти в его положение.
— Мне нужно позвонить. Видите дерево, там впереди? Это рядом с домом на ранчо. Идите в том направлении.
И она широким шагом пошла прочь. Оставив его совсем одного на этом плато! Поразительно!
Эндрю вознегодовал:
— Это была ваша идея прогуляться, и я вам составил компанию. А сейчас вы бросаете меня одного!
Он был возмущен! Джоанн заколебалась и пошла медленнее, понимая свою ответственность. Затем обернулась и скрестила руки на груди.
— И долго вы собираетесь нянчиться с этой якобы поврежденной ногой?
Шокированный, Эндрю в изумлении уставился на нее.
— Вы думаете, что я не был травмирован и просто так лежал под мертвой лошадью более двух суток?
— Вы уже поправились. И вы меня достали. Давайте покончим с этим.
Вытирая лицо чистым носовым платком, он все твердил:
— Я должен идти медленнее. Моя нога…
-..в хорошем состоянии. Ей нужны только упражнения. Я спрашивала вашего доктора. Он считает, что вы способны передвигаться без всякой трости. Кто вам сказал, что вы в ней нуждаетесь?
Приблизившись к ней, он возразил:
— Внизу, около лестницы, стоит корзина, полная тростей. Я позаимствовал одну.
Замечательный ответ, ничего не скажешь! Можно подумать, что у него плохо со слухом.
— Вам не нужна трость! Эндрю огляделся и, жестикулируя, продолжал гнуть свое:
— Это дикий и неосвоенный край. Мне нужна какая-то защита… для себя… для вас…
И вежливо поклонился, как тогда, при первой встрече.
В ответ Джоанн объявила:
— Вздор!
Затем повернулась и пошла немного впереди него, но не ускорив шага. Молча. Он вдруг заговорил о том, что видел вокруг, и это было странно: плато было ровным и пустынным и нисколько ее не интересовало. Джоанн не отвечала. Она действительно рассердилась. У нее имелись другие дела, на которые она могла бы потратить свое время.
Джоанн подумала, какой чудесный человек ее мать и как любит миссис Кипер. Одно досадно: приехать сюда Джоанн вынудило присутствие на ранчо Эндрю Парсонса, который корчит из себя бог весть что.
Затем она вспомнила своего отца; тот тоже претендовал на подобную уязвимость, чтобы его жена уделяла ему побольше внимания. И Джоанн дала оценку всему мужскому населению в целом: эти мужчины странные создания. Они просто хитрецы. На кого же остается рассчитывать женщинам?
Она оглянулась на Эндрю. И с удивлением увидела, что он прикусывает нижнюю губу и морщится. Он испытывает боль. Его лоб покрылся испариной. Он не прикидывается. Джоанн замедлила шаги, затем остановилась и, сев на землю, принялась чистить сапоги от грязи. Эндрю наблюдал за ней. Она явно давала ему передышку.
Тщательно очистив обувь, Джоанн надела ее вновь. И спросила:
— А в ваши туфли набилось… ах, у вас сапоги?
— Да.
— Отлично. В этом вся прелесть техасского стиля. — Она как будто делала ему комплимент.
Он ответил в ее манере:
— Я ношу сапоги с тех пор, как вернулся домой из Англии.
— Как долго вы там пробыли?
— Все мои школьные годы.
— Почему вы поехали… туда?
— Из-за моих родителей.
— Хотелось бы знать, почему они послали вас… в Англию?
— Отец предпочел получать полное внимание от моей матери. — Ну вот, он наконец сказал это вслух.
