вещественной, как жар из печного жерла.
Грязевой поток, сметающий все на пути. Лавина.
Уносящее разум ощущение бессмертия и неуязвимости.
Не думай. Сражайся. Убивай.
И все будет хорошо.
— Шиммеееель! — дико заорал Кай вместе со всеми и кинулся на галерею, к пролому, в самое пекло. Призрачная кобыла несла его, и чужая, призрачная рука поддерживала меч.
На западный, самый дальний конец косы, они выбрались уже в сумерки. Погода портилась, стемнело раньше обычного, все небо затянуло тучами. Радо ворчал и чертыхался под нос — он рассчитывал дойти до места по светлу. Котя помалкивала, то и дело останавливалась, поворачивалась спиной к ветру и, щурясь, изучала исчерканную угольком тряпицу.
Зарен мог бы рассказать дорогу подробнее. А Радо мог бы аккуратнее рисовать.
Они шли и шли по кочковатой травяной косе. Ни кустов, ни елочек — только седая осока, поломанные куртины камышей, исчерна-зеленые листики брусники, пятна мокрого снега. Ветер трепал плащи, толкал в грудь, заставлял жмуриться. Котя давно уже подоткнула юбку повыше, чтобы та не стесняла шага. Радо, окинув взглядом, мужские порты, заправленные в сапоги, криво усмехнулся, но язвить не стал.
Он шевелился уже не так резво, как в начале пути. Рыцарь, несущий на себе пару квотеров железа, не привык мерять ногами мили колдобин и жидкой грязи. К концу дня Тальен сделался скуп на лишние жесты и лишние слова.
Очередной раз вытащив карту, Котя обнаружила, что не различает больше угольных черточек на замусоленной тряпице, как ни щурься и ни криви рожицу. Сумерки обесцветили все кругом, размыли контуры и тени. Из серой мглы над головой посыпался снег, вызвав у Тальена новый поток проклятий. Котя поспешно спрятала карту за пазуху.
Слипшиеся комками хлопья несло шквалами, как носит ливень: пару мгновений ничего не видать, залепляет глаза и течет за ворот, потом передышка, и ты можешь наблюдать, как стена снега движется в двух шагах от тебя.
Котя, зазевавшись, с размаху ткнулась в широкую спину рыцаря, обтянутую отсыревшим плащом.
— Ни хрена не понимаю, — проворчал Радо. — Мы заблудились?
— Вроде не… Пока идем по косе, по сухому. — Котя потерла ушибленный нос и добавила: — Благородный сэн.
— Боюсь, здесь уже не сухое.
Радо потыкал слегой перед собой. Котя отшагнула в сторону и тоже потыкала. Слой мха и травы был тут заметно толще, а твердь уходила под него, чем дальше, тем глубже. Коса закончилась, они с Тальеном стояли на границе трясин.
— Твой дядька говорил, что Чарусь видно с косы. Мы всю косу прошли, не видно ни шиша.
— Так снег же…
Радо задрал к небу голову, капюшон сполз, волосы раздуло вороньим гнездом. Глазницы тут же залепила холодная каша. Тальен отер лицо рукавом, сплюнул и выругался.
— Паскудство! И чудей этих не видно. Должны тут кишмя кишеть, куда подевались?
— Наверное в Чарусь сползлись все. Они ж как лягухи, холода не терпят, засыпают. Слушьте, добрый сэн. Переждать снегопад-то придется.
— Еще чего! Времени и так в обрез. Куда дальше топать?
— Да кабы я знала…
— Карту давай.
Котя отступила.
— Не дело, добрый сэн, незнамо куда в болото идти. Да еще по ночи. Сгинем, тьфу-тьфу-тьфу. Переждать надо.
— Я сказал, карту давай!
Рыцарь рванулся вперед, но девица оказалась проворней. Отпрыгнула, увернулась от тальеновой слеги. Отбежала на несколько шагов.
— Ишь ты, — сказал Радо, отирая прилипшие ко лбу волосы. — Хорошая реакция.
— Чего хорошее? — насторожилась Котя.
— Шустрая ты коза, говорю.
— Я не коза!
Он оперся на шест, устало прислонился к нему лбом. Их с Котей снова накрыл шквал. Снег повалил так густо, что девушка потеряла фигуру стоящего напротив. На пару мгновений ей показалось, что твердь сократилась до крохотного пятачка под подошвами, а снег идет снизу вверх, словно падаешь сквозь него, а потом вбок, и наискосок, и в другую сторону, и нет больше ни неба, ни земли, а есть падение или полет сквозь полное белого крошева пространство.
— Катина-а!
Она ухватилась за голос, как за протянутую руку.
— Я тут, добрый сэн!
Из крошева выдвинулось темное, громко дыша и позванивая железом, ухватило Котю за плечи.
— Не вздумай бегать! Ищи тебя… потеряться не хватало. Идем.
— Куда, добрый сэн? Переждать надобно…
— Вон туда. — Ее крутнули на месте, лицом в летящий снег. — Видишь?
Серая муть и клубящиеся хлопья. Теперь они валились прямо на Котю, чуть завиваясь посолонь, словно она возносилась в небо.
— Вон она!
За белыми спиралями, за снежной маетой мгла будто чуть истончилась, просвечивала зеленоватым, подводным светом. Не укажи Тальен пальцем, Котя не заметила бы. Да и сейчас не была уверена — мерещится, нет?
— Чарусь, — уверенно заявил рыцарь.
Это мог быть обманный огонек, свободный, или в фонарике у чуди — равно гиблый для доверчивого путника.
— Переждать бы, добрый сэн, опасно вслепую…
Тальен отстранил девицу, сделал шаг вперед и потыкал слегой в снег. Еще пару шагов — опять потыкал. Зачавкало, следы тальеновых сапог наполнились черной жижей. Еще шаг.
Темная, исчерканная снегом фигура пошатнулась, зашарила шестом и вдруг разом ополовинилась, словно кто прихлопнул ее сверху и загнал по пояс в землю.
— Ложись! — заорала Котя. — Ложись на слегу! Радо!
Он копошился в метели, и сумрачно-белая скатерть болота пятналась черным. В глубине утробно булькнуло. До котиных ноздрей донеслась вонь стылой прели, вскрытого болота, смешанная с острым, пустоватым запахом снега.
— Радо, не шевелись! Я щасс…
Попал прямиком на еланок, упрямец.
Ловко орудуя шестом, Котя обогнула опасный участок, утвердилась на кочке и протянула слегу Тальену.
— Держись!
Дернуло, потянуло. Он молча вцепился, стал подтягиваться. Тяжелый, мары его подери, в железе своем, в мокрых тряпках. Котя уперлась ногами в кочку.
Снова булькнуло, вздохнуло. На белом пролегла черная борозда.
Кое-как Радо поднялся, опираясь на шест. Забрызганное грязью лицо, сверкнули зубы — то ли улыбка, то ли оскал.
— Назад не пойду, — опередил он котины увещевания. Похлопал себя по бедру, отер ножны краем промокшего плаща. — Драконы не летают задом наперед.
С одежды у него капало. В спешке Котя тоже черпанула в сапоги. Чертов благородный сэн. И какие еще, к марам, драконы?
