Охота на ведьму

И мальчик засучил рукава. Он плакал от жалости к себе и страха, что не успеет всё прибрать до той поры, когда маги вернутся проверить его работу. Ах, если он промешкает, отсрочится долгожданная работа и визит с подарками к отцу! А как расстроится Айе?! Элукс, закусив губу, решительно принялся за уборку.

Как много было вокруг разбросанных вещей! И ни одна из них не лежала на своём месте. Сначала Элукс ломал голову над тем, где вообще у этих вещей может быть место, а потом сообразил, что вещи набросаны нарочно для того, чтобы он — маг-подмастерье — собрал их все и… Ну, что делают с ненужными вещами? Правильно, сжигают. А когда вернутся волшебники, Гелинвир будет чист и прекрасен, а он, Элукс, с гордостью примет мантию мага-ремесленника — одним из первых в своей группе!

Так сын горшечника впервые в жизни занялся наведением порядка по чёткой отлаженной системе. Он мысленно разбил Гелинвир на части и принялся методично очищать каждый уголок. Сперва, конечно, взялся за Академию. Начал с самого верхнего этажа. О, сколько здесь было вещей! Так много! И все валялись, где придётся. Элукс размазывал по щекам слёзы боли (ага, ночной недуг ещё не отпустил самоотверженного подмастерье) и страха — страха не успеть справиться со всеми вещами.

Элукс вытаскивал вещи и аккуратно складывал их в центре большого двора Академии, думал — если не успею сжечь хлам, так пусть наставники увидят хотя бы, как аккуратно я всё подготовил.

Вещи, проклятые вещи! Такие странные, такие разные… Впрочем, Элукс не позволял себе задумываться над тем, почему вещи столь необычны. Его дело собрать и сложить, всё остальное — потом. Отвлекаться на частности не время. Хорошо хоть вещи оказались не слишком тяжёлыми, иначе он бы совсем выдохся. Впрочем, они были очень коварными, неповоротливыми и вечно норовили доставить мальчику неприятность — то ударялись о дверные косяки и пугали его глухим стуком, то падали из ослабших рук, то цеплялись за камни, когда он, выбившись из сил, волоком тащил их по мощёным тротуарам- мостам.

Элукс работал весь день, прервавшись лишь несколько раз, чтобы попить. К вечеру он, конечно, не успел убрать весь Гелинвир и с замиранием сердца ждал возвращения наставников. Но наставники не пришли. Видать понимали, что работы слишком много для одного маленького тщедушного рисовальщика. Ужасно страшно было собирать вещи в темноте — мальчик не мог зажечь волшебный огонёк, попросту не умел — а свечей в Гелинвире не держали.

Всю ночь Элукс метался в тревожном сне, ему мерещилось, что вещи ожили и снова разбегаются по своим прежним местам, чтобы он, проснувшись наутро, обнаружил прежний беспорядок. Вещи всегда от него разбегались, потому-то он был таким неуклюжим и неаккуратным. Впрочем, не в этот раз, не в этот раз.

Наутро, конечно, все вещи лежали там, где он их оставил, и Элукс с удвоенным рвением кинулся продолжать работу. Его шатало от усталости и голода, но он не позволил себе отвлечься на еду — только вода и работа. Правда, под вечер, когда мальчик дошёл до уборки трапезной, он всё же не удержался и за несколько минут, давясь и кашляя, съел три огромных сухих лепёшки, жадно запивая их перебродившим квасом.

Ночью ему снова стало плохо. Впрочем, это, наверное, от кваса. Элукс уже даже не плакал… А, когда стало совсем-совсем невмоготу, кто-то вдруг склонился над измученным подмастерьем (он испугался — неужели учителя, неужели не успел?!). Это оказалась мама. Она пригладила потные волосы, поцеловала больной лоб, и мальчик провалился в спасительный сон.

Наутро всё повторилось — тщательная уборка, усталость, паника, боязнь не успеть и вещи, вещи, вещи, все — не на своих местах. Элукс таскал их и бубнил: «Вы должны быть на своих местах, я вам покажу ваши места, запомните их и будьте там, я не хочу провалить экзамен». Иногда он падал от усталости и плакал, жалея себя. Днём разразилась гроза. Потом заладил нудный дождь. А ведь Элукс почти закончил. К вечеру последняя неправильно лежащая вещь нашла своё пристанище в центре двора Академии. Мальчик, стоя под дождём — усталый, мокрый и жалкий — заплакал, он притащил в потёмках последнюю вещь, но у него не было огня, чтобы сжечь хлам. Да и если бы был, как сожжёшь под дождём?

Он упал на колени рядом с кучей барахла и зашептал: «Мама, мамочка, мне сейчас очень, очень нужен огонь, мне очень нужен огонь».

И вдруг, о чудо! Тихо отворилась огромная створка ворот, и лёгкий волшебный свет пролился в темноту дождливой ночи. Элукс, по-прежнему стоя на коленях с последней вещью у ног, поднял голову и с благоговением воззрился на огонёк. О счастье, пришедшие были не магами наставникам, они были чужаками! Значит, он успеет, успеет сжечь хлам до возвращения учителей!!!

Элукс улыбнулся вошедшим и не понял, отчего они глядят на него с таким ужасом. Девушка, ведущая в поводу двух смирных лошадок, смотрела из-под капюшона кожаного плаща, беззвучно открывая и закрывая рот. Словно рыба. Это было очень смешно. Элукс даже захихикал. Мужчина, над головой которого реял огонёк, держал на руках спящего ребёнка и с не меньшим ужасом взирал на довольного, расплывшегося в улыбке ученика Академии.

— Друзья мои! — торжественно провозгласил Элукс, дивясь своему красноречию. — Как я рад, что вы пришли! У меня теперь есть огонь!

Вот тут-то девушка и закричала. Точнее, попыталась закричать, но с губ сорвался лишь невнятный хрип. Элукс удивился — неужели, груда вещей, о которых он все эти дни запрещал себе думать иначе, как о вещах, выглядит так ужасно?

— Вы пришли. — Тихо сказал он без прежней истеричности в голосе. — Как я рад, что вы пришли. Я собрал их всех. Теперь здесь полный порядок.

И Элукс разрыдался от облегчения, повалившись прямо на мокрые камни мостовой.

Шестнадцатилетний мальчик лежал на скользких булыжниках мостовой рядом с грудой аккуратно сложенных человеческих тел.

Тела в мокрых одеждах были ужасны — высохшие и сморщенные, застывшие в неестественных конвульсивных позах боли и страдания, все, как один похожие на корявые ветки валежника.

Люция честно пыталась закричать, зайтись душераздирающим воплем, однако у неё ничего не получалось — крик застрял в горле, душил, стискивал грудь, но не выплёскивался наружу. Только руки, держащие поводья лошадей, разжались сами собой. «Хорошо хоть Илан спит», — успела подумать девушка, прежде чем провалиться в глубокий обморок.

* * *

Давно уже Элуксу не было так хорошо и уютно — в очаге горел, потрескивая, огонь, непогода свирепо подвывала за окном, но ни ветер, ни дождь не тревожили больше юного рисовальщика. Красивая пятнистая кошка лежала на коленях у мага-подмастерья и громко мурлыкала. Элукс блаженно (и слегка глуповато) улыбался да монотонно поглаживал красавицу трёхцветку по пушистой спине.

Пришлые негромко переговаривались за столом. Такие спокойные. А ведь они заняли комнату в одном из замковых покоев! Что будет, если волшебники вернутся и увидят, что в Гелинвире хозяйничают перехожие бродяги?! Но черноволосый маг, имя которого Элукс всё никак не мог запомнить, весьма уверенно себя здесь чувствовал и, по всей видимости, совершенно никого и ничего не опасался. Может, это его покои? Эта мысль странно озадачила Элукса, и он застыл в кресле, так и не опустив ладонь на угодливо выгнутую спину кошки. Мальчик замер, приоткрыв рот.

Люция, собиравшая на стол, нет-нет да оборачивалась на скорбного рассудком паренька и жалостливо вздыхала. У неё всё никак не шли из головы воспоминания о первых секундах «знакомства» с Элуксом — измученный бледный мальчишка, стоящий в луже рядом с грудой человеческих тел…

По спине ведьмы пробежал липкий морозец — события дождливого вчера предстали перед внутренним взором во всей красе. А они-то с Тороем гадали, отчего ворота в Гелинвир оказались открыты? Это уже потом, очутившись внутри, странники поняли, что попросту некому было накладывать привратное заклятие и поднимать на ночь мост. А уж когда Люция увидела сумасшедшего