Козырь тем временем вернулся к автомобильной теме:
– А с твоей тачкой что? В город небось электричкой мотался?
– Говорят, через несколько дней закончат. Правда, неделю назад говорили то же самое…
– Будешь на ней ездить? Или…
– Не знаю, – сумрачно сказал Кравцов. – Возможно, придется продавать и брать новую…
Он действительно не знал. Не знал, сможет ли сидеть за рулем машины, в которой погибла Лариса.
– У меня есть предложение. Бери ключи от гаража и от «Антилопы», пока со своей не разобрался, а доверенность я на неделе подвезу. Я ею все равно раза три-четыре в год пользуюсь, чаще на охоту- рыбалку не получается выбраться… А машина, которая не ездит, куда быстрее портится; езда по гололеду, солью посыпанному, не в счет, понятно… Помнишь, как батька твой говорил? – саблей рубиться надо, а то в ножнах заржавеет.
– Вообще-то он это про другую «машинку»…
– Какая разница, принцип тот же… Согласен?
Кравцов согласился, хотя излишней нужды в машине не испытывал. Но мало ли что случится… Ключи и доверенность карман не протрут. Да и «Антилопа», честно говоря, ему понравилась. Ее просторный салон отчего-то напомнил 21-ю «Волгу», на которой ездил Кравцов-отец лет тридцать назад (малыш Ленька сидел впереди, на «штурманском» месте). Весьма отдаленно напомнил, конечно.
Но и в той и в другой машине чувствовалась какая-то капитальность, основательность, – и не было доведенного до абсурда рационализма, просчитанной на компьютере безлико-идеальной правильности… Эргономики – меньше, индивидуальности – больше. Ход же машин не стоило и сравнивать. Восемь цилиндров – это все-таки восемь цилиндров, не важно, что движку двадцать с лишним лет.
«Антилопа» тем временем свернула на одну из улиц поселка Торпедо, граничившего со Спасовкой. Вернее, не совсем граничившего – разделяла их одноименная поселку фабрика спортинвентаря. Несмотря на столь близкое соседство, поселок и село относились к разным субъектам федерации – к Санкт-Петербургу и Ленинградской области соответственно.
Надо сказать, что жизнь в Царскосельском пригородном районе Питера и в Гатчинском районе Ленобласти различалась – и не в пользу спасовцев. В торпедовские дома горячая и холодная вода, отопление и газ попадали по трубам. В Спасовке – колодцы и колонки, печи, приткнувшиеся к домам железные шкафы с газовыми баллонами. У жителей Торпедо стояли телефоны с городскими семизначными номерами, а в Спасовку приходилось дозваниваться через межгород.
Естественно, торпедовские и спасовские парни – по крайней мере, во времена юности Кравцова – не слишком-то ладили. Хотя справедливости ради надо сказать, что с жителями Антропшино – деревни тоже областной, протянувшейся по противоположному краю долины Славянки – юные спасовцы враждовали куда более ожесточенно, дело доходило до драк стенка на стенку. Но корни той вражды уходили во времена, когда и фабрики, и поселка Торпедо в природе не существовало.
…Улица, по которой они катили, вырвалась из поселка на простор полей, асфальт под колесами исчез. Километра через полтора Паша свернул на пересекавшую их путь бетонку – старую, заброшенную, с пробивающейся сквозь трещины бетона зеленью.
– На полигон едем? – только сейчас догадался Кравцов.
– Туда, туда… Не забыл еще дорогу? Военные с того места лет десять как ушли. У меня, честно говоря, есть по поводу полигона большие планы…
То, что они именовали «полигоном» – огромный кусок пересеченной местности, обнесенный колючей проволокой с вышками и запретками, со щитами, запрещающими проход и угрожающими стрельбой на поражение, – был муляжом, фальшивкой. Надо думать, люди в высоких штабах и с большими звездами на погонах считали, что потенциальный противник, увидев на сделанных спутниками снимках взлетно- посадочные полосы с изредка выкатываемыми на них макетами самолетов, емкости ГСМ, бетонные коробки зданий и сооружений, – решит, что здесь имеет место база стратегической авиации. И в случае серьезного конфликта понапрасну истратит пару-тройку боеголовок.
Впрочем, чтобы не впасть в заблуждение, заморским супостатам достаточно было внедрить своего агента в компанию, к которой принадлежали Кравцов и Пашка. Пацаны не раз тут бывали и досконально знали, что есть и чего нет на «секретном объекте». Несмотря на грозные плакаты, пролезали они сквозь пестревший прорехами периметр беспрепятственно – взвод, имитировавший людское копошение на лжеаэродроме, нес свою службу более чем небрежно.
– И что же у тебя за планы? – спросил Кравцов. – Насколько я помню, земля там никудышная, лес тоже – в основном осина, да и не сплошной – островами, рощами. Совершенно бесперспективное место. Разве что – как мы – весной на вальдшнепов поохотиться.
– Вот именно! – воодушевился Пашка. – Именно охота! Ты знаешь, что перед Первой мировой войной министерство императорского двора положило глаз на «Графскую Славянку»? Я еще не рассказывал? Тогда слушай.
Краем уха пацан-Ленька слышал об этом в детстве – старики говорили, что одно время владел графским дворцом последний император. Но никаких подробностей Кравцов не знал.
По словам Козыря, к началу двадцатого века заповедник Гатчинской императорской охоты, несмотря на тщательную охрану, количеством дичи несколько истощился – и бывшее владение графини Самойловой решили приспособить под «охотничий домик» для семейства Романовых, поближе к более богатым зверьем и птицей угодьям, на которых ныне находится как раз полигон. Полностью задуманную реконструкцию «Графской Славянки» (вернее, «Царской Славянки» – переименовали в середине XIX века, когда графиня продала имение «в казну») так и не закончили. Даже большой пруд в графском парке (прозванный позднее Торпедовским), выкопанный в форме вензеля «S», – не успели переделать на «R» – помешали Первая мировая и революция… Так что писатель Кравцов обитает сейчас не где-нибудь, а почти в императорской резиденции, – последний самодержец хоть и не был, подобно иным монархам, в охоту влюблен самозабвенно, однако несколько раз новоприобретенную недвижимость посещал, причем вместе с семейством.
И если уж возрождать руины, то именно в этом – охотничьем – качестве.
– Понятно… – протянул Кравцов. – Неплохо задумано. До сих пор валютные охотничьи туры
