Степанович лежит сейчас неподвижно у себя дома – и на его остывшем организме красуется парочка не предусмотренных природой отверстий. Причем не исключено, что проделали те отверстия посредством «горчичника» – того самого, с моими отпечатками. И кто-нибудь осторожно наблюдает за квартирой, готовый при моем появлении тут же сообщить куда следует. Фортель с потайным люком во второй раз не провернуть – в чужой-то квартире…
Впрочем, оставался небольшой шанс: отставной интендант, не забросивший своё давнее хобби, укатил куда-то на рыбалку, все средства связи в таких случаях он отключал. Но я не обольщался…
Спаленная конспиративная квартира – беда, по большому счету, не фатальная. Вернее, стала бы таковой – будь моей единственной целью убежать подальше и спрятаться понадежней. Не маленький, обошелся бы и без убежища на Северном.
Но я ставил перед собой более глобальные задачи. Во-первых, разыскать и пристрелить Пастушенко. После обстоятельного допроса, разумеется. Во-вторых, стребовать и получить с его хозяев должок – деньги за исполненную работу.
Вот так, не больше и не меньше.
Любой труд должен быть достойно оплачен.
Санкт-Петербург, стоянка гипермаркета, 15 июня 2028 года, 16:48
Счет на мое имя был открыт в питерском отделении «Кредит Лионе». Не слишком выгодно с точки зрения процентных ставок, зато надежно – чихать хотели эти заграничные ребята на бумажки об аресте счета, подписанные нашей районной прокуратурой. Им, чтобы ущемить интересы клиента, подавай решение европейского суда, да не какого-нибудь, а высшей инстанции, после всех апелляций- обжалований.
Как и ожидалось, денег на счету не прибавилось. Сто тысяч пятьдесят евро. Полтинник в валюте внес я, при открытии счета. Остальное – от щедрот Пастушенко, двадцатипроцентный аванс. Остальные восемьдесят процентов должны были оказаться на счету в течение трех часов после успешного завершения акции. Не оказались…
Из спортивного интереса я позвонил Пастушенко – вдруг случится чудо, и он ответит. Не случилось, ответа не было… Наверняка этот номер использовался Пашей лишь для общения со мной и лишь в период подготовки операции.
Может, он вообще сейчас далеко-далеко, на другом краю света? Греет косточки на флоридском пляже?
Или наоборот, лежит где-нибудь в укромном месте с пулей в голове – чтобы не осталось никакой ниточки, ведущей от «Хеопса» к «патриотам России»?
Нет, оба эти варианта не проходят. Потому что работа Паши до конца не выполнена – я жив. Значит, он жив тоже и находится где-то поблизости. Руководит охотой на меня… Из чего следует, что у рядовых охотников есть выход на Пастушенко, прямой или опосредованный. И план дальнейших действий прост и логичен: охота на охотников.
…Необходимыми для задуманного аксессуарами я запасся в гипермаркете «О'Санчес» – в огромном здании нелепой архитектуры, расположенном все на том же Северном проспекте, в нескольких кварталах от засвеченной конспиративной квартиры.
Запасся, но не спешил вырулить на «Дерринджере» с пятиярусной подземной стоянки гипермаркета. Сидел за рулем и терпеливо поджидал жертву. Машины время от времени подъезжали и уезжали, но не слишком густым потоком, – настоящее столпотворение начнется здесь позже, вечером, когда «средний класс» хлынет с мест работы в спальные районы.
Наконец появилась «тойота» десятилетней давности, набитая под завязку – мужчина, женщина и трое детей – от детсадовского до среднего школьного возраста.
Пожалуй, то, что надо… Машина достаточно старая, но, судя по внешнему виду, содержится неплохо, – и не сломается в критический момент. Разговор вышедших пассажиров внушал надежду, что покинут они «О'Санчес» не скоро: младший отпрыск требовал после киносеанса в стереозале гипермаркета еще и сеанс на игровых автоматах, мама уговаривала его выбрать что-то одно, папа же вынул из кармана и развернул список с добрую простыню размером – не иначе как перечень необходимых покупок. Все понятно – семейство затоваривается перед выездом на дачу, причем не на уик-энд, наверняка на весь отпуск.
Сигнализацию эти простофили даже не включили. Понадеялись на сканирующие камеры под потолком, да на охранников, сторожащих два выезда со стоянки, и спрашивающих техпаспорта на машины у всех выезжающих. Наивные люди (не охранники наивные, понятное дело).
Через пять минут я сидел за рулем «тойоты» – замки ее при желании можно было открыть ногтем, но у меня имелся инструмент получше. Из пяти техпаспортов, лежавших в кармане, я выбрал самый потрепанный, затертый, со следами испачканных в машинном масле пальцев. Конечно же, указанное в документе транспортное средство ничего общего с «тойотой» не имело, но я знал, как работает охрана подобных заведений. Правильнее сказать – как бездельничает.
Техпаспорт лег в бумажник, бумажник – в барсетку, барсетка – в бардачок, и я покатил к выезду – естественно, не к тому, через который въехало стремящееся на дачу семейство.
Расчет оказался точен. Охранник лениво подошел к машине, я неторопливо опустил стекло, медленно потянулся к бардачку и вынул барсетку, бумажник из нее доставал вовсе уж летаргически…
Сзади раздался длинный, нетерпеливый гудок – навороченный «опель-рейтар» стремился покинуть стоянку. Охранник, едва увидев появившийся из недр бумажника техпаспорт, нетерпеливо махнул мне рукой: проезжай, мол, не задерживай движение! Да и в самом-то деле, ну какому кретину придет в голову угонять старую «тойоту»?
Импульсный парализатор опять остался невостребованным. Даже обидно: с утра безбожно нарушаю закон, таская с собой запрещенную игрушку, реквизированную у шелушащегося господина, – и всё никак не представляется случай ее на ком-нибудь опробовать.
Постараюсь в ближайшее время исправиться…
Санкт-Петербург, окрестности конспиративной квартиры, чуть позже
За минувшие два с половиной часа караул у Мавзолея сменился. В смысле, сменилась группа, опекавшая снаружи конспиративную квартиру.
У молодых людей кончилось, наконец, пиво в их бездонных бутылках, и они – и бутылки, и их владельцы – покинули авансцену. Автомеханик-любитель не то починил «волгу», не то решил прервать на время своё увлекательное занятие. Мамаша тоже отчалила – думаете, вместе с коляской? – а вот и нет. Коляска, всё та же, осталась на месте, но теперь ее покачивала другая молодая женщина.
Недоработка… Могли бы уж не поскупиться на две коляски.
И еще один прокол – в облике юной мамы. Вроде бы всем хороша: моднейшая разноцветная прическа «взрыв на прядильно-ниточной фабрике», пятнистый комбез в популярном ныне стиле «ретро-милитари». Но отчего-то униформа, украшенная эмблемами и знаками различий несуществующей армии, не выглядела на мамаше, как седло на корове, – в отличие от большинства ее сверстниц, предпочитающих этот стиль. Хорошо сидел комбез, подогнанно… Вместо высоких шнурованных ботиночек от Гуччи или Марселлини юная мамочка натянула кроссовки, которые нынешние модницы с таким нарядом не носят. Если, конечно, по личному опыту не знают, что прыгать под пулями куда удобнее не в берцах, но в более подходящей для того обуви.
С мамашей всё ясно. Двое других топтунов тоже вычислялись на счет раз: ремонтники в ярких оранжево-синих спецовках возились с кодовым замком подъезда – не того, что был нужен мне, а соседнего, расположенного в полутора десятках метров. Вернее, возился один, а второй стоял рядом, подавал время от времени коллеге инструменты из чемоданчика. И внимательно обозревал окрестности, разумеется.
Неплохо придумано, хоть и тривиально. В чемоданчике могут лежать не только гаечные ключи и отвертки, но и другие, более опасные для жизни и здоровья инструменты, а спецовки настолько режут глаз, что лица псевдоремонтников едва ли вспомнит кто-то из случайных прохожих. Человеческий мозг так уж устроен: фиксирует – в целях последующей идентификации – самую характерную черту имиджа незнакомца. В данном случае – наповал бьющую по глазам оранжевую куртку с голубыми рукавами. А остальные детали внешности не запоминает…
Однако в теплой компании должен быть еще один участник, по меньшей мере. В прошлый раз топтуны расположились классическим «усиленным треугольником» – при захвате работают двое (так называемая
