торговля… Он как это есть… Бриллиант! У него много поверхность.
Пока осмысляли текст доньи, из кабины вышел Уве.
– Касальянка, мэм. – сказал он.
Глава 2
Торжественная встреча
Вертолет завис над площадкой, подняв тучи пыли, затем начал медленно снижаться и наконец коснулся колесами земли Южной Америки.
Открылась дверца, пилот сбросил лесенку, и из кабины выглянули Иван и Вадим в тельняшках.
– Ого! – сказал Иван.
Все выглядело так, как обычно бывает при встрече официальной правительственной делегации. С правой стороны замер строй солдат в экзотической военной форме с винтовками. Солдаты по виду были метисами. Слева стояла разномастная толпа, более всего напоминавшая ораву анархистов времен революции, как их принято было изображать в кинофильмах недавних лет. В центре, на ковровой дорожке, ждал желанных гостей дон Перес де Гуэйра на костылях с одной загипсованной ногой. По бокам от него навытяжку стояли Максим и Федор в генеральских мундирах той же экзотической формы. За ними разместился оркестр, состоящий из двух гармошек и трех балалаек.
– Ну, кто первый пойдет? – нетерпеливо спросил Вадим.
– Давай ты, – великодушно предложил Иван. – Все-таки в штанах.
Вадим потрусил вниз по лесенке, Иван пошел за ним. Следом из вертолета показались Заблудский, Ольга, Бранко и донья Исидора, все в тельняшках. Прибывшие были похожи на команду пиратского судна.
Оркестр грянул марш тореадора из оперы Бизе «Кармен», и Перес ловко поскакал на костылях навстречу гостям, напоминая старого пирата Сильвера.
Максим и Федор поспешили за ним, придерживая болтающиеся на боку сабли и тихо матерясь в такт музыке. Их обогнал долговязый небритый человек в дырявой футболке, который нес наперевес микрофонную стойку.
Иван и Вадим выступили вперед, одернув тельняшки. Перес подскакал к ним на костылях и отдал честь. То же сделали генералы Максим и Федор. Долговязый поставил микрофонную стойку перед Пересом.
– Дон Перес, ну к чему это… – недовольно поморщился Вадим. – Прямо оперетка какая-то…
– Сами виноваты. Приперлись без приглашения! – свистящим шепотом отвечал Перес. – Теперь терпите протокол. Обязан принять по протоколу. Юридически мы государство.
Он взялся рукой за стойку и притянул к себе микрофон, как поп-звезда.
– Дамы и господа! – прорычал Перес в микрофон по-русски. – Мы рады приветствовать наших дорогих гостей из России на гостеприимной земле вольной страны Касальянки! Наши связи с Россией обширны и многогранны. У нас один государственный язык – русский, почти все граждане Касальянки – выходцы из России!
– Да ну! – вырвалось у Ивана.
– Баранки гну! – огрызнулся Перес.
Микрофон, дотоле не работавший, включился именно на этой реплике Переса, и над летным полем ни к селу ни к городу прогремело: «Баранки гну!»
Генералы Максим и Федор недоуменно переглянулись. Перес поискал глазами долговязого радиста и погрозил ему кулаком.
– Различия государственных систем не имеют значения. Я уверен, что наши народы рука об руку будут идти к процветанию! – закончил Перес и уступил место перед микрофоном.
– Кто будет говорить? – шепнул Вадим Ивану.
– Говори ты. У тебя язык лучше подвешен.
Вадим откашлялся.
– Господин президент! Дамы и господа! Товарищи! Мы прибыли к вам с миссией доброй воли. Вся наша делегация испытывает чувство глубокого удовлетворения. Мы хотим побыстрее сесть за стол переговоров. Да здравствует свободолюбивый касальянский народ!
Вадим блестяще справился со своею задачей. Образец ораторского искусства. Коротко и ясно.
Донья Исидора, стоявшая за его спиной, с гордостью посмотрела на коротко стриженный затылок Вадима. После инцидента с двумя дюймами она все чаще ловила себя на том, что думает о Вадиме почти с любовью. Его жизненная драма, как ни странно, размягчила донью, а трахаться, откровенно говоря, уже порядком надоело.
Бухнула пушка в кустах. Балалайки и гармошки затянули гимн России. На флагштоке аэропорта поползли вверх два флага – России и Касальянки. Последний представлял из себя желтое полотнище, в центре которого был изображен зеленый кукиш.
Гимн России сменился гимном Касальянки, представлявшим из себя известный романс на стихи Лермонтова. Толпа бомжей и анархистов, высекая из себя светлые слезы, хором грянула:
Перес украдкой вытер слезу. В этот миг он был истинно прекрасен – старый пират-сентименталист, калека всех режимов и властей, полупреступник-полугений, творивший добро посредством зла.
Неожиданно к каноническому тексту Лермонтова оказалась присобачена еще одна строфа, принадлежавшая Александру Блоку:
Но этого никто не заметил. Вероятно, на полное невежество и рассчитывал Яков Вениаминович Чеботарь, когда компоновал текст гимна из стихотворений двух классиков.
Поющие просветлели, кое-кто даже перекрестился. Перес, повернувшись к гостям, сделал приглашающий жест:
– Пошли знакомиться с правительством.
Они подошли к разношерстной толпе, которая вблизи выглядела еще хуже, чем издали: исковерканные жизнью физиономии, глаза пропойц и воров, сломанные носы, торчащие уши, острые хищные кадыки. Выделялся изнеженностью лишь один смазливый молодой человек, напоминавший раскормленного котенка. По-видимому, он был здесь новичком, потому что нервно дергался и старался придать себе бравый вид.
С него и начал Перес.
– Министр печати и информации, – представил он молодого человека.
Тот протянул руку Ивану и поспешно отрапортовал:
– Двести шесть, часть вторая!
– Середа, – сказал Иван.
Следующим был одноглазый громила, оказавшийся министром среднего и тяжелого машиностроения. Перес не без гордости произнес его титул, впрочем, тут же добавил со свойственной ему честностью, что ни среднего, ни тем более тяжелого машиностроения в Касальянке пока нет, а министр назначен про запас.
– Сто семьдесят семь прим, – сказал громила.
– Середа, – повторил Иван.
Далее члены кабинета называли различные цифры, но чаще всего повторялись 186, 112 и 88. Долговязый радиолюбитель заведовал комитетом по телевидению и радиовещанию. Ни того ни другого в Касальянке тоже не было.
Наконец Иван не выдержал.
– А что это за цифры? – спросил он. – Телефоны?
– Это статьи Уголовного кодекса, по которым они были осуждены в Советском Союзе и в России, – не скрывая удовольствия, объяснил Перес. – Все они русские беженцы.
– И лишенцы, – добавил министр печати и информации.
