Бранко оживился, положил руки на автомат.
Открылась дверь, и в зал ввели Ивана и Вадима в тех же белых рубашках. Они были бледны и прекрасны, как молодогвардейцы. Они сделали несколько шагов и остановились в центре зала, прижавшись друг к другу плечами. Композиция напоминала бы известную скульптуру «Несгибаемые» скульптора Фивейского, где три бронзовых голых молодых человека стоят, надо полагать, лицом к лицу с палачами, – если бы не отсутствие Алексея. Он это понимал, поэтому потупил взгляд.
– Признаете ли вы… – начал Перес, но его перебил Бранко.
– Долой ревизионизм всех мастей! – фальцетом прокричал он, бросаясь к интерполовцам с автоматом наперевес.
Он затормозил в двух шагах от них и в упор прошил обоих очередью из автомата.
Иван и Вадим, словно стараясь защититься, прижали руки к груди, предсмертный ужас исказил их лица, а когда руки бессильно упали вдоль тела, все увидели, что на белых рубашках интерполовцев, на груди, расцветают алые пятна крови. Иван и Вадим беззвучно рухнули на пол.
– Что ты наделал, гад! – заорал Алексей, бросаясь к Синицыну.
Он вырвал у него из рук автомат и саданул Бранко по башке прикладом.
Синицын, как сноп, повалился рядом со своими жертвами.
Министры сидели, раскрыв рты. Такие развлечения были редкостью даже в Касальянке.
Подоспевшая стража отобрала автомат у Заблудского, скрутила ему руки за спиной.
– Ай, как нехорошо получилось… – почесывая подбородок, протянул Перес. – Международный скандал… Террориста – в тюрьму, – указал он на Бранко. – Остальных похоронить с воинскими почестями.
– Я хочу похоронить своих друзей… – сдерживая рыдания, проговорил Заблудский.
– Это пожалуйста. Сами виноваты. Нечего было дразнить террориста, – наставительно произнес Перес.
Солдаты за руки и за ноги вынесли тела интерполовцев. Заблудский шел следом. Бранко подняли с пола. Взгляд его был мутен, но радостен. Сбылась мечта партизана. Трупы врагов волокли на свалку истории.
– Ну, повеселились и хватит, – сказал Перес. – Пункт третий повестки дня. Разное.
Глава 13
Нормативный Биков
Покинув гостеприимную чайную, гости деревни по совету хозяина чайной направились в храм, чтобы представиться отцу Василию, главе духовной власти Касальянки.
Женщины находились в просветленно-возвышенном состоянии и то и дело порывались читать стихи – одна по-русски, другая по-испански, – однако ни та ни другая никаких стихов не знала, поэтому это напоминало песни без слов композитора Мендельсона.
– Я здесь уже… и все вокруг… тарам-та-та… Как хорошо, и листики зеленые, и тараканов нет, и мух! За океаном наша Родина, тарам-та-та, могучая, непобедимая! Тарам! – примерно такой стихотворный текст выговаривала Пенкина, Исидора же бормотала что-то по-испански, временами изображая пальцами игру на кастаньетах.
Биков мрачнел. Ему хотелось чаю и Пенкину. И даже Исидору. Он уже месяц не видел живого женского тела.
Они вошли в церковь и перекрестились кто как умел.
Навстречу им от алтаря уже шествовал молодой священник с окладистой русой бородой. За ним служка нес поднос с дымящимися чашками чая. Отец Василий нес в руке крест, который один за другим поцеловали все гости, включая католичку Исидору.
– Мир вам, дети мои! – провозгласил отец Василий и перекрестил их.
Пенкина, повинуясь какому-то чисто генетическому наитию, припала к руке батюшки и поцеловала ее. Исидора сделала то же самое, соблюдая неведомый ей ритуал. Бикову ничего не оставалось делать, он поспешно и немного стыдясь прикоснулся губами к тыльной стороне ладони отца Василия.
– Может быть, вы хотите исповедаться и причаститься? – спросил отец Василий.
– Хотим! – искренне выпалила Пенкина.
Биков не знал, что это такое. Он почувствовал, что его втягивают во что-то ненужное и вредное для его нынешней должности.
Первой исповедовалась Ольга.
Батюшка уединился с нею у алтаря и спросил, в чем она желает покаяться.
– Грешна, батюшка! Согрешила с товарищем по оружию, – доложила Пенкина.
– Он женат? – спросил отец.
– Нет. Стала бы я с женатым!
– И ты не замужем?
– Конечно, нет!
– Это не грех, дочь моя.
– Правда? – просияла Пенкина и в порыве благодарности еще раз поцеловала руку батюшки.
– Что еще? – спросил он.
– Да вроде… – стала припоминать она заповеди. – Не убивала, не крала…
– Унынию предавалась?
– Никогда! – заявила Пенкина.
– Так ты безгрешна, дочь моя. Причащайся.
Священник перекрестил ее, а служка поднес чашку чая. Пенкина выпила и просветлела до такой степени, что стала слегка просвечивать. Порхая, она вернулась к своим.
Разговор отца Василия с Исидорой был более длительным и напряженным, ибо выяснилось, что Исидора украла чек на миллион долларов и раскаивается в этом, а также переспала с доброй тысячей мужчин, подавляющая часть которых были женаты. Правда, унынию тоже не предавалась.
Выслушав глубокое раскаяние Исидоры на ломаном русском языке, отец Василий причастил и ее.
Настала очередь Бикова.
Пока приводили к причастию женщин, он мучительно решал для себя вопрос – стоит ли впутываться в эту авантюру с неясными последствиями. Литераторское любопытство победило. Поэтому, подойдя к отцу, он коротко доложил:
– Грешен, батюшка. Ругался матом. Публично. Также склонял к сожительству многих девушек и женщин.
– Успешно? – поинтересовался отец.
– Большей частью, – скромно сказал Биков.
– Да, матом нехорошо… – опечалился батюшка. – Грех тяжкий. Раскаиваешься хоть?
– Да понимаете… – начал Биков, но отец перебил его:
– Значит, не раскаиваешься.
– Как же не ругаться, отец? Вы же знаете, как живем! – начал оправдываться Биков.
– Знаю… Самому иногда хочется выразиться, когда радио «Свобода» послушаю – что там у вас делается… – задумался отец.
– Если б другие слова были… Не матерные…
– А вот ты и придумай их! – озарился отец Василий. – Тебе церковь памятник поставит.
– И прокуратура, – мрачно сострил Биков.
Отец Василий подвел Бикова к распятию, на котором висел металлический Иисус.
– Что такое русский мат? – задал риторический вопрос священник. – Взяли два половых, извините, органа, одни ягодицы и один глагол и построили изощреннейшую лексику! Это только у русских. Посмотри, как разнообразна человеческая анатомия, – указал он на распятого Христа. – Сколько всяких мест, куда можно посылать! В ухо, например. Чем хуже, чем…
– Понял, – кивнул Биков. – Каюсь! Причащайте! – Он уже горел творчеством.
Мысль отца Василия показалась ему крайне плодотворной. Быстро проглотив чай и почувствовав небывалую легкость и духовность, он потребовал авторучку, бумагу и келью для работы. Все это ему было предоставлено тут же.
И пока Ольга и Исидора в сопровождении вызванного экскурсовода осматривали чайные плантации Касальянки, Биков в келье творил нормативный русский мат, используя в качестве пособия икону, на
