— В любом случае это портрет настоящего Агейки. Иначе часы не отзывались бы…
— А маску в наше время уже никак не отыскать, — заметил Чибис. — Наверно, сгинула где-нибудь в театральных кладовках…
— Да и сами кладовки сгинули, — заметил Ян Яныч. — Вы же знаете: недавно открыли новый театр, а старое здание на улице Герцена срыли… Хорошо, что остались рисунки…
— Одно непонятно, — сказал я. — Вот эти ребята… ну, москвич, который написал про бриг, девочка, которая нарисовала Агейку. Они же лишь чуть-чуть старше нас и жили в этих же кварталах. А мы ничего про них не слышали. Даже про обычай с выстрелом…
— Возможно, что не совсем в этих же кварталах, — как-то раздумчиво отозвался Ян Яныч. — Похоже, что они жили больше в Турени, а вы больше в Тюмени…
— Но ведь это одно и то же! Все равно, что «Петербург» и «Питер»!
— М-м… Как правило, да. Но не каждый раз… В Турени, например, не стали бы сносить старый театр…
Я не стал уточнять и расспрашивать.
Ян Яныч повесил раму с рисунками на прежнее место, за шкаф. Часы притихли. Мы договорились, что завтра приведем к Яну Янычу Бумселя.
— И те ребятишки пусть приходят, — сказал Ян Яныч. — Пусть знают, где станет жить их питомец. Будут навещать…
Когда шли домой, Чибис потрогал под футболкой, в кармашке, рогатку и сказал:
— Клим, я, кажется, знаю…
— Что?
— Почему, меня туда тянуло, как магнитом… и рогатку… Яныч тогда спросил: «Что ты здесь ищешь?» Теперь ясно, что…
Я не стал притворяться, будто не понимаю:
— Маску?
— Да…
— А зачем? — спросил я.
Он вздернул под футболкой колючие плечи.
— Не знаю… Тянет… Может, если ее найти, это уберет из жизни что-то плохое… Помнишь, говорили, что иногда маленький случай спасает от большого зла…
Что я знал о Чибисе? Ничего. От какого зла он хочет спасти себя?.. Или не себя, а весь мир?
Я не удержался:
— Галактики в скоплении «Эм — девяносто один» замедлят свой разбег, да?
Он глянул на меня искоса, колюче так.
— Чибис, я не шучу, — быстро сказал я. Тогда он чуть улыбнулся:
— Не знаю… Может, галактики… Может, астероид пролетит мимо… Или где-то охотник промахнется по оленю… Клим, ну правда, не знаю я…
Мне стало почему-то жаль его. И подумалось, что жизнь-то у Чибиса неприкаянная: без родителей, с какой-то ненормальной теткой. Чего хочет, кого любит, о чем думает вечерами перед сном?.. Может, давит в себе слезы?.. И может, эта маска для него — что-то вроде смысла жизни?
— Ты не обижайся… — сказал я.
— Да что ты… я ничуть… нисколько…
Мы разошлись на углу улицы Тургенева. Договорились, что завтра утром я позвоню Вермишатам и мы вместе поведем Бумселя в кафе «Арцеуловъ».
Скандал и философия
Но все закрутилось быстрее, чем я ждал.
Дома я скинул кроссовки и бухнулся на тахту. Почему-то очень устал. Даже в ушах этакий журчащий шум. А потом в нагрудном кармане зажурчал, как электромоторчик, мобильник. Ну, не дают человеку отключиться!..
Это звонили Саньчик и Соня (кто именно, я не разобрал):
— Клим, это мы! С которыми ты варил вермишель! Помнишь?
— Ну?.. Да… — сказал я, стряхивая дремоту. Понял, что получилось неласково, и добавил: — Как дела?
— Клим, плохо дела! Бабка велела сегодня к вечеру убрать собаку с глаз. Она придет в восемь часов, и тогда… Клим, ты ничего не придумал?
— Придумал… А до завтра нельзя подождать?
— Клим, наверно, нельзя… Разве что спрятать где-нибудь до завтра…
Елки-палки! Назвался груздем…