Прадед все просил отца: «Родится у тебя сын, дай ему имя Клим. Климентий». Хотя вообще-то Ворошилов — не Климентий, а Климент… Ефремович…
Чибис молчал с минуту и смотрел не на меня, а за окно. Потом сказал неохотно:
— Казачьи полки были всякие… В Отечественной войне многие из них воевали за немцев… Про это раньше молчали, а теперь уже не скрывают. Целые книжки написаны.
— Но не все же были изменники! Были и герои! Например, генерал Доватор. Про него тоже книжка есть…
— Я знаю… А те, кто против Красной армии были, за немцев, они ведь не считали себя изменниками. Потому что воевали не за Гитлера, а против Советской власти. Эта власть им столько всего натворила…
Я знал и об этом. Смотрел однажды про казаков историческую передачу. Однако мне стало обидно за прадеда (которого я никогда не видел). И я хмуро сказал:
— Дед моего отца здесь ни при чем. И Ворошилов тоже…
Чибис глянул быстро и как-то съежено:
— Клим, ты не обижайся. Это я… у меня дурацкая привычка: во всем копаться и делать уточнения…
Я сразу отмяк.
— Не обижаюсь я, а… тоже уточняю… А вообще-то, когда про свое имя думаю, вспоминаю вовсе не Ворошилова, а другого Клима… Есть такая толстенная книга у Максима Горького…
— Жизнь Клима Самгина?
— Да… Ты что, читал?
— Нет, конечно. Просто сериал вспомнил, показывали недавно. Я смотрел там не все, а только про детские годы. Дальше неинтересно стало.
— Я тоже только про детские… И смотрел, и в книжке прочитал. А про остальное решил, что прочитаю, когда «дорасту». Меня и в детских-то его годах зацарапало… не по-хорошему.
— А что… зацарапало? — неуверенно шепнул Чибис.
— Ну, помнишь, как он не сумел мальчишку из ледяной воды спасти? Испугался, выпустил ремень, за который тот схватился… А потом у него все толклось в голове: «А был ли мальчик? Может, его и не было?»
Чибис кивнул. Но тут же возразил:
— Ты здесь ни при чем…
— Ну да… Только все равно иногда скребет… будто это не с ним случилось, а со мной…
Зачем я в этом признался? Вроде ничего такого не было в Чибисе, чтобы откровенничать с ним… Впрочем, дальше откровенничать и не пришлось. Анна Сергеевна добродушно сказала:
— Ермилкин, шел бы ты, погулял. Все равно не слушаешь и соседу не даешь…
— А чего я…
— Иди, иди… Не бойся, жаловаться Маргарите Дмитриевне я не стану. Просто тебе полезно проветриться…
Чибис вскочил.
— Анна Сергеевна, тогда и я! Мы одинаково виноваты!
— А ты сиди…
— Ладно, пока… — шепнул я Чибису, забрал рюкзачок и без всякого огорчения покинул кабинет.
Впереди у меня было полтора часа. Половина урока биологии, потом большая перемена да еще факультатив по истории православия. На него я не ходил.
Мама, папа, Лерка и я
В начале учебного года, когда объявили, что будут такие занятия, мама Рита нам объяснила:
— «Факультативные» это значит «добровольные», но ходить на них надо обязательно, чтобы узнать побольше про историю религии и духовную жизнь. К тому же, нужна наполняемость группы. Надеюсь, ни у кого нет возражений?
Я быстренько подумал и поднял руку. Сказал, что у меня есть возражения.
— Это почему же, Ермилкин? Ты что, не уважаешь традиции своей страны?
Я сказал, что уважаю. Но еще уважаю Конституцию, а в ней есть статья про свободу совести.
— Я смотрю, ты стал слишком грамотный, — заявила мама Рита. Я немного разозлился и сказал, что не слишком, а в самый раз…
— В самый раз, чтобы я позвонила родителям… — и она повернулась к молодому священнику, который стоял рядом: — Отец Борис, это Клим Ермилкин, он у нас известный «правозащитник»…
Священник, похожий на артиста Харатьяна с приклеенной бородкой, смотрел на меня с интересом. А я разозлился сильнее. На Маргариту. Потому что никаким «правозащитником» я не был, наоборот, не любил
