стамеска сорвалась, и он чуть не всадил ее себе в ногу. Я перепугался, вот и завопил: головотяп, мол.
— Он же сам виноват! Мог ведь калекой сделаться! Я и на Лерку ору, если она рискует по глупости…
— На Лерку тем более, — кивнул Чибис. Кажется, даже с удовольствием. — Даже туфлей огрел, как корову в стойле… Тоже доброта…
Он был сейчас какой-то чужой. Будто и не Чибис вовсе. Ну а я… должен, что ли, на четвереньки садиться перед ним?
— Ты в мои семейные вопросы не влезай… Я ведь не суюсь в твои дела с тетушкой…
— Этого еще не хватало!
— Не бойся, не буду…
— Ты тоже не бойся. Я тоже больше не буду.
— Вот и хорошо.
— Вот и договорились…
С этими словами мы вышли на двор.
— Пока… — сказал Чибис. И пошел, не оглядываясь.
— Пока, — сказал я ему в спину. И зашагал к арке, которая вела в наш двор.
Новые беды
Я пришел домой, сел на тахту и стал смотреть в стенку.
Сначала я ничего такого не чувствовал. Никаких угрызений и опасений, только досаду на Чибиса. Какая сколопендра его укусила? Может, с теткой опять не поладил? Или от матери плохие известия? Но я-то при чем? Раньше бывало наоборот — поделится неприятностями и сразу веселеет… А, может, все же это я в чем-то виноват? Но в чем? Взял бы да сказал прямо!..
Ну да, я в самом деле иногда веду себя по-свински. И с Леркой, и с Вермишатами. Сам чувствую, раздражительный стал. Мама не раз говорила: «Переходный возраст». А один раз выразилась непонятнее: «Гормоны, наверное. Пубертатный период…»
Я пристал к маме: что это такое. Она сказала:
— Нынче на все вопросы есть разъяснения в Интернете.
— Он вторые сутки не работает.
— Тогда спроси папу. Это мужская тема…
Я спросил. Папа ответил по-мужски прямо. Сказал, что это период, когда в подростках пробуждаются «жизненные соки». В мальчиках прорезается повышенный интерес к девочкам, не дают покоя всякие фантазии. Мальчики подолгу не могут уснуть, возятся под одеялами, а когда засыпают, видят сны, про которые неловко рассказывать…
— С тобой такого еще не случается? — по-деловому спросил папа.
Я приложил совершенно нечеловеческие усилия, чтобы не заполыхать ушами. Ответил небрежно:
— Бред какой…
Хотя на самом деле… Ну, вот, например, приснилось недавно, что мы остались вдвоем в классе с Лелькой Ермаковой и она говорит: «Мы же опаздываем, сейчас занятия в бассейне…» Оказывается, прямо за дверью класса — бассейн с голубой водой. Громадный, как озеро. На том берегу галдят наши ребята, а на этом — пусто. Лелька говорит мне в ухо щекочушим шепотом:
«Клим, ныряем…» — И дергает меня за шорты: снимай мол.
«Я же не знал про занятия… У меня плавок нет…»
«Ну и что? А у меня купальника нет. Чего такого? Можно просто так, рядом же — никого…» — Садится на край бассейна и тянет с ног свои белые гольфы. А потом — платье через голову. А под платьем — только ребристые голые бока…
И главное — кто? Ермакова! Я понимаю, если бы Натка Белкина, она вся из себя такая. А Лялька-то, всегда тихая и скромная… Мне бы сказать: «Ты спятила, дура?» Но внутри у меня что-то обмирает… и я… Тьфу! Хорошо, что проснулся. И бегом в ванную, умываться холодной водой…
Ну ладно, а при чем здесь раздражительность?
И при чем ссора с Чибисом? Тем более, что не я начал… Может, у него тоже какой-то «период»? Но я же не Лялька и не Натка, и не… Да ну, к черту все эти вопросы! Подумаешь, поссорились! С кем не бывает… Все равно он скоро позвонит. Или, в крайнем случае, встретимся через два дня в «Арцеулове» — перед тем, как ехать с Агейкой в Колёса…
Ну, а если встретимся и он молча сунет мне в ладонь ключик, повернется и уйдет?
И черт с ним, в конце концов, пусть уходит! Следом не побегу. Не такие уж мы друзья, чтобы я страдал…
Да, мы, наверно, и не друзья вовсе, а «сообщники». Случай свел нас однажды в одной из точек, «на